Ирина Сахарова - Роковая ошибка княгини
— Габриель Гиоане! — Воскликнул Адриан, услышав знакомое имя.
— Ты знал его?
— Разумеется, знал! — Он энергично закивал, глядя, почему-то, не на Дружинина, на Мишеля, будто в целом мире для Адриана не существовало других авторитетов. — Габриель был правой рукой моего дяди. Одним из тех, кого он подрядил для моего убийства той ночью. Так его убили, Владислав Палыч? Уф, слава богу! Нехорошо так говорить, конечно, но этот подонок получил по заслугам!
— Убили, — кивнул Дружинин, — но куда более гуманно, чем кучера. Можно сказать, он умер сам — захлебнулся, наглотался воды. Его оглушили ударом по голове и бросили в Дымбовицу. У берега было мелко, тело так и осталось лежать там, где его оставили.
— А сам Кройтор? — Это уже Мишель подал голос, и Дружинин в очередной раз кивнул.
— Сам Кройтор всплыл из Дуная спустя неделю, обезображенный до неузнаваемости.
— Удобно, — отметил Мишель с усмешкой.
— Его опознали по фамильному кольцу! — Это уже Адриан, жаждущий блеснуть своими познаниями, никак не смог промолчать. — Тяжёлое серебряное кольцо с чёрным ониксом! Ну, и по описанию, вроде как, был похож. Высокий, темноволосый, смуглый.
— Большинство румынов темноволосые и смуглые! — Резонно отметил Дружинин. — Я не понимаю, как они могли быть так слепы…
— Я видел кольцо, о котором ты говоришь, у Герберта, — с тоской в голосе сказал Мишель. — Видимо, он забрал его назад, когда затея с подменой себя оправдала.
— Но… — Адриан, всё ещё удивлённый, как это он мог обманываться столько времемени, попробовал возразить. Однако Дружинин его перебил:
— Лошади, Адриан! Лошади! Карета была запряжена тройкой, а лошадей в овраге нашлось всего две! Почему никто, чёрт побери, не обратил на это внимания?! Куда подевалась третья лошадь? А я скажу тебе, Адриан, куда она подевалась! Твой дядя уехал на ней, обведя всех вокруг пальца!
— Чего-то я упрямо не понимаю из всей этой истории, — вновь напомнил о себе обычно молчаливый и мрачный Мишель.
— Я тебе с готовностью всё объясню! Кройтору нужно было исчезнуть, и он своего добился. Его объявили мёртвым, вся Румыния поверила в его смерть. Никому и в голову не пришло бы его искать.
Адриан вновь встал на сторону Мишеля, упрямо не желающий брать в толк, зачем его хитроумному дядюшке понадобилась такая авантюра:
— Матей Кройтор боготворил Габриеля Гиоане! Он был не только его правой рукой, но и его лучшим и единственным другом! Я ни за что не поверю, чтобы дядя убил его ради одного лишь того, чтобы эта история казалась правдоподобной! Он просто не мог этого сделать, не мог и точка!
— Я не утверждаю, что за той постановкой с нападением на карету стоял сам Кройтор. — Тихо произнёс Дружинин, и отвёл взгляд.
«Вот! — подумал Мишель, — вот что не даёт мне покоя!»
И тогда он спросил:
— Кто наследовал его состояние после его смерти?
Тишина была ему ответом. Тишина, не считая тяжёлого дыхания возбуждённого Адриана, перестука копыт и тихой ругани извозчика.
— Я хочу сказать, — продолжил Мишель, кивнув на Адриана, — если не он, то кто, чёрт возьми?! Сомневаюсь, что если бы Адриану достался огромный замок в Румынии, он остался бы в Москве на должности управляющего отелями Волконских! Стало быть, наследником по завещанию становился кто-то другой. Но кто?
И снова несколько мгновений тишины, после которой Дружинин удручённо вздохнул уже в сотый раз, и сказал:
— Твоя мать, Мишель. Кройтор не собирался умирать и не писал никакого завещания, но согласно завещанию Санды всё состояние Кройторов, включая родовой замок, доставалось Юлии Гордеевой. Мне больно об этом говорить, Мишель, но твоя мать была единственной, кто выигрывал от убийства Матея Кройтора.
* * *Руки больше не дрожали. По правде говоря, не так уж и страшно всё оказалось. «Сложно» — вот куда более подходящее слово. Сложно, но не страшно. Вовремя наступило это так называемое «рабочее» забытье, в котором Саша отвлекалась от своих бед, ни о чём на свете не думая, кроме текущей операции. Она напоминала самой себе любимого батюшку, тот точно также с головой погружался в работу, не реагируя на происходящее вокруг. Его можно было раз двадцать окликнуть по имени, и он всё равно не услышал бы, сосредоточенный на деле и ни на чём другом. Так и она.
Поэтому, когда Марина Викторовна негромко сказала ей что-то, Саша поначалу и не услышала. Нахмурилась, подняла взгляд от окровавленного колена Володи Владимирцева, и отрицательно покачала головой, в знак того, что ни слова не поняла.
— Я сказала, что ты, должно быть, уже в курсе той истории с Некрасовой? — Полувопросительно повторила мадам Воробьёва.
«Кто такая Некрасова, чёрт возьми?! — Раздражённо подумала Саша, упрямо не понимающая, зачем говорить об этом именно сейчас. — Господи, сколько крови… Владимир Петрович, миленький, только не умирайте… потерпите, сокол мой ясный, потерпите немного… уже совсем чуть-чуть осталось…»
— Так вот, — продолжила Воробьёва своим низким, скрипучим голосом, — я не хотела её убивать, чтобы тебе там не говорили.
Ах, вот вы о чём, милая Марина Викторовна! Должно быть, о той любопытной истории, когда вы якобы намеренно умертвили пациентку на собственном операционном столе — за то лишь, что она посмела косо посмотреть в сторону вашего мужа? О, да, эти легенды Саша слышала: и от Никифоровой, острой на язык, и от сплетницы тёти Клавы, и даже от княгини Караваевой, уважаемой в свете женщины.
В следующую секунду выяснилось, что дело было не только в «косых взглядах» на Викентия Иннокентьевича.
— Она, действительно, была его любовницей, — принялась рассказывать Марина, к Сашиному величайшему изумлению. Как-то не ожидала она сердечных откровений от вечно скованной и замкнутой Воробьёвой, да уж тем более не ожидала их в такой ответственный момент! — Бывшей любовницей. Их отношения закончились ещё до того, как твой отец познакомил нас с Викентием. И у меня в мыслях не было убивать её, Саша, хотя я знаю, как эту исторю расписывают в больничных кругах. На самом деле бедную женщину привезли к нам уже безнадёжной. Бесполезно было браться. Бесполезно. И я ведь знала, что бесполезно!
Она вздохнула, и, кажется, только теперь заметив усилившееся кровотечение, потянулась за бинтами.
— Так зачем же вы взялись её оперировать? — Тихо спросила Саша, не поднимая взгляда. — Если знали, что она умрёт, зачем?
— Думаешь, я хотела над ней поиздеваться? Заставить страдать перед смертью и так далее? Глупости. Я хотела её спасти, Саша! Я думала, у меня получится. А через десять минут она испустила дух, а я… я приобрела репутацию убийцы. Меня хотели уволить, её муж был довольно влиятельным типом, и тоже верил, что я приложила руку к её смерти. А я просто не смогла её спасти. И, знаешь что? — Воробьёва перевела на Сашу требовательный взгляд, и та вынуждена была поднять голову, посмотреть на неё в ответ. — Я нисколько не жалею, что попробовала, Саша! Я хотя бы попыталась! Она и так умерла бы через эти десять минут, но тогда обо мне говорили бы, что я осознанно дала умереть бывшей любовнице моего мужа. Какая разница, что станут говорить сплетники? Ведь всё равно станут, их поганые рты ничем не заткнёшь! А перед Господом я чиста. И перед самой собой. Я знаю, что пыталась. Получилось или не получилось: уже другой вопрос, но я хотя бы не бездействовала!
