Валери Кинг - Плененные сердца
– Бабочка, – повторила она. – Ну, давайте все же пойдем в дом. Я буду счастлива представить вас моей семье.
– Что ж, очень мило, – живо отозвалась ее новая знакомая. – Но только если вы уверены, что желаете этого.
– А почему бы нет? – спросила удивленная Эвелина.
– Не знаю. Просто я боюсь… то есть я не уверена, что ваша семья отнесется ко мне одобрительно.
– Чепуха! – воскликнула Эвелина. – Они вас непременно полюбят. Впрочем, должна предупредить вас, что один из обитателей Флитвик-Лодж, несомненно, начнет за вами ухаживать!
– О нет! Вы ошибаетесь. Может быть, я и развлеку Брэндрейта поначалу. Но, уверяю вас, он предпочитает дам серьезного склада ума, к которым я не отношусь. А больше всего ему нравятся разные там споры и препирательства. На это уж я окончательно не способна! У меня ноги дрожат, когда Афр… моя свекровь налетает на меня!
– Но отчего вы решили, что я имею в виду маркиза?
Бабочка, покраснев, прикусила губы.
– Ну не знаю, – протянула она. – Быть может, вы сами упоминали его раньше. Да ведь у него репутация сердцееда – даже по отношению к замужним дамам, не так ли?
Эвелина вздрогнула. На какую-то долю секунды ей показалось, что тело ее новой приятельницы стало вдруг совсем прозрачным! Но это же было невозможно!
Она подняла очки на лоб и снова несколько раз моргнула глазами, чтобы устранить это странное ощущение. Оно исчезло так же быстро и внезапно, как и появилось. Но в то же время прохладный свежий ветер с озера снова донес до нее приглушенный раскат смеха, поразивший ее слух и заставивший сердце усиленно забиться.
Ей пришло в голову, что, вероятно, фантастические видения и бред леди Эль дурно подействовали на ее рассудок. Но так как Бабочка начала оживленно болтать о рододендронах и о том; собирается ли леди Эль – о которой она слышала от каких-то своих соседей – освежить в ближайшем будущем грот, мысли Эвелины перенеслись на более приземленные предметы.
13.
Аннабелла сидела на своем любимом месте – на табурете красного дерева у фортепьяно. Здесь она могла быть в центре всех своих поклонников сразу. Сейчас ее созерцали трое: викарий слева, мистер Элленби с хриплым голосом справа, а прямо перед ней, грациозно облокотившись на крышку фортепьяно, сидел маркиз. Леди Эль, просившая их развлечь ее музыкой, удобно устроившись на софе, мирно дремала со слуховым рожком в руках.
Аннабелла была совершенно счастлива. Леди Эль не делала ей замечаний по поводу ее чересчур вольного поведения. Эвелины вообще не было в гостиной. А маркиз, улыбаясь ее выходкам и подмигивая ей то и дело, наполнял ее сердце сладкой надеждой. Она даже не трудилась расточать ему свои самые обольстительные улыбки. Он и так всецело был занят ею. Вместо этого она сначала принялась за мистера Элленби, вскидывая на него свои густые золотистые ресницы, в то время как ее не особенно искусные пальцы извлекали из инструмента не слишком мелодичные звуки; учиться музыке и особенно упражняться она терпеть не могла. А когда мистер Элленби вознаградил ее усилия глубокими вздохами, сопровождаемыми красноречивыми прижатиями руки к своему темно-зеленому фраку в том самом месте, где, по его словам, сердце билось любовью к ней, и вдобавок сравнил ее глаза со сверкающими изумрудами, бывшими на леди Каупер на последнем балу, она наконец перенесла свое внимание на викария, мистера Грегори Шелфорда.
В его случае, к пущему веселью лорда Брэндрейта, она очень мало преуспела. Мистер Шелфорд был совершенно невосприимчив к ее чарам или, во всяком случае, успешно притворялся таковым. Она понимала, что он согласился присоединиться к обществу у фортепьяно исключительно из вежливости. Когда она заиграла популярную балладу «Когда нам вздох колышет грудь», мистер Шелфорд стоял, скрестив руки на груди, всем своим видом выражая молчаливое неодобрение. Дважды он просил ее сыграть что-либо более благопристойное, но его предложения вызывали только поток критики со стороны остальных, препятствуя его попыткам умерить ее резвость.
Аннабелла-отметила про себя, бросая на него украдкой взгляды из-под ресниц, что всякие заявления присутствующих в его адрес мало его беспокоили. Это внушало невольное уважение. Несмотря на все его ужасные качества – а, по ее понятиям, викарий был просто скопищем таковых, включая, кстати, его упорное нежелание оказаться порабощенным изящным движением маленькой ручки или игрой ямочек на прелестных щечках, – так вот, невзирая на все эти раздражающие свойства, Аннабелла была вынуждена отдать ему должное. Шелфорду было в высшей степени безразлично чье бы то ни было мнение о себе, даже маркиза Брэндрейта. А в то же время все, абсолютно все считались с его мнением – кроме, конечно, Эвелины.
Когда мистер Элленби пожелал узнать в очень изысканной манере, не обучалась ли она своему искусству исполнения у Аполлона, Аннабелла решила, что можно снова перенести все свое внимание на викария и попробовать заставить его хотя бы улыбнуться. А уж если улыбки не добиться, то пусть хоть проворчит что-нибудь неодобрительное. Если он решительно отказывается ее обожать, то пусть платит свою дань тем, что она будет постоянно выводить его из себя.
– Мистер Шелфорд, – начала она нарочито сладким голоском.
Он сразу же насмешливо приподнял бровь, словно догадавшись, что она намерена подразнить его. Что за ужасное существо! Сколько ей придется стараться, пока он снова не выразит искреннюю надежду, что ее манеры со временем приобретут должный лоск и что ее талантам когда-нибудь найдется лучшее применение.
– Мистер Шелфорд, вы действительно рассчитываете обойти Брэндрейта в вашем завтрашнем состязании?
Аннабелла нарочно взяла неверную ноту и извинилась перед всеми за свою неловкость.
Не обращая внимания на громогласные протесты Элленби, что она играет великолепно, мистер Шелфорд насмешливо заметил:
– Неловкость? Полно! Это скорее всего просто тонкий расчет. Во всяком случае, я так думаю. Ваша неприязнь ко мне всем известна.
Аннабелла была озадачена такой прямотой. Когда она встревоженно на него взглянула, ее еще больше смутила его откровенная улыбка. Какой он странный! Никогда не знаешь, что от него ожидать.
– Расчет? – возразила она. – Надеюсь, нет. К чему давать вам лишний повод винить меня в недоброжелательстве. Вы поторопились, викарий.
– Не думаю, чтобы вы могли сознательно совершить недобрый поступок, – серьезно заметил Шелфорд, – но я уже говорил вам, что когда-нибудь ваши манеры…
– О да, улучшатся с годами, как хороший бренди.
Слегка покраснев, он усмехнулся:
– Я так сказал? Хороший бренди? Как странно. Я не помню, чтобы я привел такое сравнение.
