Жаклин Монсиньи - Флорис. Флорис, любовь моя
Максимильена привыкала к московской жизни, а красивый дом в Слободе быстро стал для нее родным. Петр часто приезжал к ней из Кремля, и они проводили целые вечера вдвоем. После рождения сына царь полюбил Максимильену еще сильнее. К Адриану он также относился по-отцовски и часто играл с ним.
Словом, Максимильена и Петр были совершенно счастливы. Но однажды царь известил графиню, что на следующий день в Москву тайно приезжает царевич и что поселится он в ее доме.
9
— Я очень рад, что мне не надо жить в Кремле. Позвольте поблагодарить вас, мадам, за гостеприимство. Уверен, мы с вами отлично поладим.
Максимильена смотрела на Алексея с некоторым испугом — она не ожидала, что он так бледен и худощав. Невольно она спросила себя, как у ее любимого мог родиться сын, столь не похожий на отца. Ее очень тревожила встреча с царевичем, но после его приветливых слов она успокоилась.
Благодаря Максимильене отец с сыном совершенно примирились, однако кроме Ромодановского никто не знал, что Алексей находится в Москве.
Через месяц царь принял решение ехать в Петербург: Сначала туда отправилась императрица вместе с двором. Следом двинулся царь, как всегда, в сопровождении Максимильены и обоих ее сыновей. Молодая женщина покидала розовый дом с тяжелым сердцем: здесь она была счастлива, а в Санкт-Петербурге их ожидала неизвестность. Путешествие прошло без всяких приключений. За Адрианом и Флорисом присматривали Федор и Ли Кан, которые в дороге гарцевали на своих конях возле кареты. Император был в прекрасном расположении духа: он объяснил царевичу, что суд состоится только для вида, и Алексей попросил прощения у отца; казалось, юный наследник осознал, что ему надлежит участвовать в управлении империей. Для Максимильены царь приготовил сюрприз — ей был выделен дворец в итальянском стиле недалеко от Александро-Невской лавры. Когда Максимильена, еще оглушенная тряской, вышла из экипажа, у нее вырвался восторженный крик:
— О, Пьер, как это красиво! Город похож на тебя!
Они пошли по широкой Гороховой улице, где роскошные, но еще не достроенные здания соседствовали с деревянными домишками на голландский манер. Прежде чем войти в свой новый дом, Максимильена повернулась, и Петр обнял ее. Затем поднял на руки и, высоко подняв, произнес:
— Посмотри, любовь моя, на эти острова. Вот наша столица.
— Пьер, что там сверкает вдали?
— Это мое Балтийское море. Сколько раз я видел его во сне!
Да, Санкт-Петербург был очень похож на Петра — это был дикий и мудрый, необычный и прекрасный город. Богатство и нищета здесь соседствовали. Блистал золотом шпиль Адмиралтейства. Слепили взор белоснежные колонны Зимнего дворца[2]. По ту сторону Невы простирался Финский залив, и Максимильена вспоминала остров Котлин с крепостью Кронштадт, защищавшей Санкт-Петербург с моря. Аптечный остров словно заигрывал с Васильевским и Каменным островами. Все находилось в непрерывном движении на этой гигантской строительной площадке. Изумленная и восхищенная Максимильена склонила голову на плечо любимого, и он внес ее во дворец, открыв дверь ногой. Царь, проявлявший такую суровость по отношению к своим придворным, для Максимильены не жалел ничего. Еще в Москве он призвал к себе художников, скульпторов, архитекторов и приказал им спешно отправляться в столицу, чтобы к приезду Максимильены дворец был полностью достроен.
Максимильена осмотрела все комнаты. Петр сопровождал ее.
— Тебе нравится, любовь моя?
— О, Пьер, это слишком красиво! Ты сошел с ума. Как смогу я скрываться от людей в таком большом дворце?
— Но я не желаю, чтобы ты скрывалась от людей, хотя при дворе тебе из-за императрицы нельзя появляться. Впрочем, я и сам буду там бывать как можно реже.
— Вы совершенно правы, отец, — сказал, входя в комнату, Алексей. На вашем месте я опасался бы императрицы.
— Что она может мне сделать, Алексей?
— Из-за нее я бежал из страны. Эта женщина пугает меня, отец.
— Ну, мальчик мой, у тебя расшатались нервы. Ты тревожишься из-за фиктивного суда.
— Нет, батюшка, я его не боюсь. Но у меня дурное предчувствие.
— Послушай, Алексей, через несколько дней все будет кончено. Завтра тебя отвезут в Петропавловскую крепость. Не беспокойся, с тобой будут обращаться наилучшим образом. Во время суда я потребую, чтобы тебя жестоко покарали, когда же ты будешь оправдан, сделаю вид, что склоняюсь перед решением судей. Мы разыграем эту комедию, а затем ты займешь свое место при дворе.
— Батюшка, я вас не подведу. Мадам, я должен поблагодарить вас за проявленную ко мне заботу, — промолвил Алексей, повернувшись к Максимильене, — а также за все ваши труды. Только благодаря вам я примирился с отцом. Вы столь же добры, сколь прекрасны, и я завидую моему отцу.
— Монсеньор, — ответила Максимильена, — отец любит вас, и я уверена, что вы примирились бы и без моего участия.
Царевич печально улыбнулся.
— Отчего вы не императрица? Будь вы на месте моей мачехи, все было бы очень просто.
В этот момент объявили о приходе Ромодановского — только ему одному была доверена тайна. Царь обернулся и со смехом воскликнул:
— Вот и ты, Ромо! Подбодри Алексея, у него какие-то дурные предчувствия!
Ромодановский, низко поклонившись сначала Алексею, а затем Максимильене, сказал серьезно:
— Царевич, тому, кто носит имя Романовых и является сыном Петра Великого, не должно бояться.
— Я не боюсь, мой добрый Ромо, у меня просто щемит сердце. Отец, благословите меня, ведь теперь я увижусь с вами лишь в присутствии всех бояр.
Петр Великий, взяв Алексея за руку, увлек его в угол комнаты.
— Алексей, дитя мое, благословляю тебя. Но что с тобой? Отчего ты так встревожен?
— Сам не знаю. Если со мной случится несчастье, вы лишитесь наследника. Хоть мне ничего и не сказали, я догадался, что Флорис — мой сводный брат. Если я умру, признайте его своим законным сыном и прогоните от себя императрицу.
Царь, очень взволнованный этим сердечным порывом, постарался все же отогнать мрачные мысли, уже терзавшие его, и крикнул Ли Кану, несшему факелы:
— Подай нам водки! Мы отпразднуем наступление новой жизни. Не желаю видеть вокруг себя печальные лица.
— Слушаюсь и повинуюсь, Небесная Мощь, — ответил Ли Кан, спеша подать водку. Петр засмеялся:
— Никак не могу привыкнуть к жаргону этого малого! Ну, Улыбка Лета, — обратился он к Максимильене, — взгляни на меня! Мы счастливы, рядом с нами друг, наследник, любимая женщина и малыш Флорис — и мы собрались вместе в санкт-петербургском дворце!
