Джо Гудмэн - Буду твоим единственным
Истлин хитро прищурил глаз.
– Постараюсь.
– Я предпочел бы более конкретный ответ.
Теперь Ист ухмыльнулся.
– Это все, что я могу тебе обещать. Что я должен искать: вора или ожерелье?
– И то и другое. - Норт отвел приятеля подальше от остальных гостей, которые начали разбредаться, обсуждая это происшествие. - Будь осторожен. Здесь столько народу, что кто-нибудь обязательно будет вертеться у тебя под ногами.
Дернувшись во сне, Элизабет Пенроуз томным кошачьим движением потерлась щекой о свою ладонь. Губы ее приоткрылись и что-то неразборчиво прошептали.
Нортхэм знал, что ему следует отойти от ее постели и выйти из комнаты так же тихо, как он вошел. Однако медлил, повинуясь исходившему от нее притяжению, которое, как он смог убедиться, ничуть не ослабло во время сна.
Элизабет лежала на боку, откинув смятые простыни и одеяла. Ее ночная рубашка задралась до коленей, одна стройная нога была вытянута, являя взору Норта округлую икру и изящную лодыжку. Руки были обнажены, и кожа мягко золотилась в утреннем свете.
Когда его взгляд вернулся к лицу Элизабет, было слишком поздно. Она смотрела на него широко распахнутыми глазами.
Когда ее рот раскрылся шире, чем глаза, Нортхэм понял, что нужно срочно действовать - на тот случай, если она и леди Баттенберн прошли выучку в одной школе. Он предпочел бы закрыть ей рот поцелуем, но сомневался, что это будет мудрым поступком, поэтому просто крепко зажал его ладонью и не отпускал, даже когда она исхитрилась его укусить.
Норт не смог сдержать короткого стона. Это, похоже, удовлетворило Элизабет, и она разжала зубы.
Не убирая руки, он присел на краешек постели. Затылок Элизабет прижимался к резной спинке кровати, что, надо полагать, причиняло ей массу неудобств. В глазах, смотревших на него поверх его руки, уже не было ни страха, ни удивления. В них был только гнев. Нортхэм чуть ослабил хватку, и ее дыхание согрело его ладонь.
– Могу я надеяться, что вы не станете кричать? - осведомился он.
Элизабет кивнула. Вот уж чего она меньше всего хотела, так это привлечь внимание к его присутствию в ее комнате. Паника, охватившая ее вначале, была инстинктивной реакцией на вторжение мужчины в ее спальню. Но когда она узнала Нортхэма, естественный страх сменился совсем иными опасениями.
– Что вам нужно? - прошипела она. - У вас что, совсем нет понятия о приличиях? Боже, если вас застанут здесь…
– Я расскажу им правду, - спокойно отозвался он, - и буду уповать на лучшее.
Элизабет нахмурила брови. Выражение ее глаз уже не было таким гневным, но зато стало более подозрительным.
– Какую еще правду?
– Я понял, - проговорил Нортхэм, сделав вид, что только сейчас догадался о причине ее беспокойства. - Вы, похоже, решили, что я не смог устоять перед вашими чарами? И что эпизод в лесу, хотя и краткий, настолько разжег мой аппетит, что мне захотелось большего? - Он покачал головой и убрал руку с ее лица. - Правда, леди Элизабет, состоит в том, что баронесса ограблена, и, по всей вероятности, не кем-нибудь, а самим Джентльменом. Она перебудила добрую половину гостей своими криками, которые могли бы посрамить любой готический роман.
Элизабет ошарашенно моргнула. Нортхэм воспринял это как хороший знак.
– Мы с Истом занимаемся поисками злодея. Возможно, следом явятся и другие, но мы первые.
– Какое неслыханное… мужество.
Он пропустил мимо ушей ее саркастическую реплику.
– Как бы то ни было, когда я открыл дверь в эту комнату, я вообще не знал, что это ваша спальня.
– Да, но, когда это выяснилось, вы не ушли!
Нортхэм огляделся. У камина стоял шезлонг, а в простенке между окнами - секретер и стул. Возле одной из стен разместился туалетный столик и обтянутый парчой табурет. Дверь, которая предположительно вела в гардеробную, была слегка приоткрыта. Сбоку от кровати располагался круглый столик орехового дерева, на котором лежал сборник рассказов американского писателя Вашингтона Ирвинга, и стояли два подсвечника.
– Я должен осмотреть все комнаты, - заявил он, снова повернувшись к ней.
– Ну и как, осмотрели? - В ее голосе прозвучала легкая ирония. - Я имею в виду комнату.
– Почти.
Элизабет прямо физически ощущала притяжение его взгляда. Ей казалось, что ее затягивает в темный омут. Кобальтовый цвет его глаз был таким насыщенным, что радужная оболочка почти сливалась со зрачком. Нос, несмотря на небольшую горбинку, отличался безупречной формой, так же как и рот. Блестящие волосы…
– Леди Элизабет?
Она моргнула, приходя в себя.
– Где это вы витали? - ехидно промолвил Нортхэм.
Его выразительные губы, достойные резца скульптора эпохи Возрождения, изогнулись в едва заметной усмешке. Элизабет пришлось вонзить ногти в ладони, чтобы отвлечься от волнующих образов, связанных с этими губами.
– Я хочу, чтобы вы ушли, - твердо произнесла она.
Он кивнул:
– Через минуту. Если бы вы не избегали меня все последние дни, мне не пришлось бы так рисковать, чтобы устроить с вами свидание.
– Это не свидание.
– Тогда рандеву?
– Ничего подобного!
Панические нотки в ее голосе заставили Норта отказаться от шутливого тона.
– Но вы не отрицаете, что избегали меня? - спросил он.
– Да.
Ему понравилась ее прямота.
– Почему?
– Потому что из этого ничего не получится. - Она покачала головой и нетерпеливым жестом откинула волосы назад. - Нет, я неправильно выразилась. Из этого ничего не должно получиться. Будет лучше, если вы оставите меня в покое, милорд. Вы не сможете распоряжаться собственной жизнью, связавшись со мной.
Нортхэм нахмурился. Слова Элизабет показались ему искренними, но загадочными. Он не считал, что она стремится заинтриговать его еще сильнее Скорее наоборот Но каковы бы ни были ее мотивы, он вновь ощутил исходившее от нее притяжение.
– Вы настоящая загадка, леди Элизабет.
– Нет, - нахмурившись отозвалась она. - Не загадка. Я именно та, за кого вы меня принимаете, - я шлюха.
Норта поразило не столько само слово, сколько ожесточение, с каким произнесла его Элизабет Пенроуз. Он даже отшатнулся. Спина его напряглась, и на какой-то миг он уподобился своему деду, который, сидя во главе обеденного стола, прямой и накрахмаленный, с грозным видом вещал об упадке общественной морали. В его устах каждая банальность звучала как Божья заповедь: «Не возжелай в жены блудницу». Старый граф никогда не произносил этой цитаты, но именно она сейчас пришла в голову Нортхэму.
– Элизабет.
Он произнес ее имя тем же тоном, каким обычно увещевают заупрямившегося ребенка. Элизабет знала, что, если он продолжит в том же духе и начнет уверять ее, что она говорит чепуху, она его ударит. Чтобы избавить их обоих от подобного исхода, она вздернула подбородок и ринулась в атаку:
