Барбара Картленд - Любовь на краешке луны
— Я же сказала вам, что я здесь мимолетный метеор. И зачем нам тревожиться о том, что будет завтра?
— Действительно, зачем, когда у нас впереди ночь?
Он подчеркнул последнее слово, и Канеда вдруг испугалась.
Герцог не шевельнулся, но она отгородилась от него руками, словно отражая натиск.
— Пожалуйста, — сказала она. — давайте лучше поговорим о… наших лошадях.
— А я хочу говорить о вас.
— Нет… прошу вас… не надо.
— Почему же?
Он пододвинулся чуть поближе. Канеда хотела еще немного отступить, но наткнулась на кресло, преградившее ей дорогу.
— Если вы будете назойливым, — сказала она, прежде чем герцог успел заговорить, — я пожалею о том, что осталась.
— Я сомневаюсь в этом. — заметил герцог. — За обедом вы наслаждались нашим разговором не меньше меня. А теперь мы одни, и никто не помешает нам.
— Вы… пугаете меня, — негромко сказала Канеда.
— Зачем это мне?
— Я… Я не знаю… Но вы делаете… это. Прошу вас… прошу.
После недолгой паузы герцог промолвил.
— Поглядите на меня! Поглядите и меня, Канеда! Я хочу видеть ваши глаза.
По какой-то причине, неясной даже ей самой, Канеда знала, что не смеет взглянуть ему в глаза.
Она приподняла руки. но он повторил негромко, но настойчиво:
— Поглядите на меня!
Это был приказ, и. подобно Ариэлю, она не смела ослушаться.
Повинуясь, она подняла голову и заглянула ему в глаза.
На мгновение оба они застыли. А потом для Канеды исчезло все: комната, свечи, замок, окружавшие их перспективы.
Остались только его серые глаза, заполнившие собой всю вселенную.
Канеда шевельнулась — или это сделал герцог… она знала лишь, что, удерживая ее взглядом на месте, герцог обнял ее и прикосновением губ завершил плен.
Ощущая все это, каким-то краем сознания она понимала, что не хочет ничего другого и одновременно почему-то страшится — это было буквально каждый момент их знакомства.
Канеду еще никогда не целовали, но именно так она все и представляла себе… герцог привлекал ее к себе все ближе и ближе — и вдруг они как бы соединились.
Она сделалась частью самой луны, а вокруг вдруг высыпали звезды… исчез мир со всеми своими проблемами и жителями… осталось лишь небо и возвышенный экстаз, окутывавший их светом, исходившим не только от них самих, но и от Бога.
Канеду поразила внезапная мысль: значит, это любовь… Такая, какой она всегда и видела ее в мечтах, но никак не могла найти.
Любовь эта требовала, но столь идеальным и совершенным образом, что девушка просто не мота противостоять ей, и спасения не было.
А герцог все целовал ее, и Канеда обо всем позабыла, ощущая лишь извечное чудо.
Когда он поднял голову, она что-то пробормотала и спрятала свое лицо на его груди.
— Теперь вы поняли, что я хотел бы сказать? — спросил он очень скромно.
Герцог говорил по-французски, и ей послышалась дрожь в его голосе, но она не могла доверять слуху…
Ответ никак не получался, какой-то невероятный восторг своими пульсациями наполнял ее тело, запирая гортань.
Он ощущался в каждом биении ее сердца, в каждом вздохе.
Ласковой рукой герцог приподнял её подбородок.
— Все вопросы излишни, — сказал он. — Вы принадлежите мне, и я понял это в тот самый миг, когда увидел вас, когда вы появились словно из моих снов.
Едва не касаясь губами ее уха, он шепнул:
— Канеда, вы — моя, и я хочу вас! Я хочу вас немедленно.
Тут его губы вновь припали к ее рту. Теперь в них ощущался огонь. Какого Канеда даже не представляла; в них был жар и порыв, и она неожиданно для себя обнаружила, что уступает их натиску.
Поцелуй длился, пока она не начала задыхаться, пока комната не закружилась вокруг нее, пока она не поняла, что не сможет стоять без посторонней помощи…
А потом он покрыл поцелуями ее шею от чего Канеда испытала совершенно неведомое прежде чувство… А когда губы ее приоткрылись и дыхание стало неровным, герцог вновь припал к ее рту.
Поцелуй был еще более жарким, она слышала, как колотится его сердце.
А потом он сказал хрипловатым от страсти голосом:
— Я хочу вас! Боже, как я хочу вас, моя дорогая. Пойдемте в постель, незачем дольше ждать.
Обняв девушку, герцог повлек ее из комнаты.
Слуги в коридоре уже притушили светильники. Герцог открыл дверь и выпустил Канеду.
— Я скоро вернусь, — сказал он очень тихо, так что она едва расслышала слова.
Затем он направился назад в гостиную закрыв за собой двери.
Канеда же словно загипнотизированная, отправилась дальше — в спальню.
Только очутившись там, она вернулась к действительности и осознала, что с ней происходит.
Именно это — в ее представлении — и могло с ней случиться, однако же реальность весьма отличалась от того, что она ожидала.
И все же она приказала себе быть разумной и ни в коем случае не рисковать; человека этого она не знала и потому была готова к решению.
На мгновение застыв внутри спальни, она подумала, что надо бежать, но она должна остаться, потому что хочет, чтобы герцог был рядом с ней.
И все же его намерения, высказанные весьма откровенно, вырисовывались перед ней будто слова, выписанные огненными буквами.
Прежде мужчины всегда обращались с ней как с чашкой из дрезденского фарфора; никто еще ничего не требовал от нее и не позволял себе высказываться в подобной мамере.
А она-то думала, что и герцог окажется точно таким же и с ним будет управляться столь же легко, как со всеми, кто клал свое сердце к ее ногам и просил ответить взаимностью.
Но герцог просто овладел ее душой, и Канеда знала единственный ответ: бежать. И бежать быстро… Она боялась не только его, но и самой себя.
Направившись к гардеробу, она извлекла из него толстый плащ, в который служанка завернула затребованные ею вещи, чтобы Бен мог привезти их на лошади, не испачкав.
Девушка несколько удивилась, увидев такую одежду; она рассчитывала увидеть шаль или льняное покрывало.
Но вечерний плащ наилучшим образом подходил ее целям, а времени переодеваться в амазонку не было.
Набросив его на плечи, Канеда вновь приоткрыла дверь спальни — осторожно-осторожно.
Слуги, гасившего огни, не было видно и хотя Канеда боялась, что вот-вот герцог появится в дверях гостиной, она все же догадалась, что тот направился в собственную опочивальню.
В мягких атласных шлепанцах, без единого звука, Канеда скользнула вниз по лестнице и оказалась в зале. Возле двери в кресле клевал носом ночной сторож.
— Пожалуйста, откройте мне дверь. — Канеда говорила достаточно громко, чтобы ом мог услышать ее.
Тот, не скрывая удивления, повиновался, и, едва дверь приоткрылась, Канеда скользнула в образовавшуюся щелку и побежала по двору наружу через ворота, которые, должно быть, всегда оставались открытыми, по мосту, пересекавшему ров.
