Барбара Картленд - Невинная наследница
— Прекрасно, но люди вряд ли этому поверят, — заметил сэр Джордж. — Не с твоей репутацией, Себастьян.
— Боюсь, меня не слишком беспокоит, поверят ли мне.
— А правда, — спросила леди Элинор почти шепотом, — что во время обеда девушка танцевала на столе, а лакеи принесли огромное серебряное блюдо, в котором спряталась другая женщина, голая?
— Элинор, твое воображение или воображение твоих друзей превосходит мои возможности.
— Тогда это неправда? — заколебалась леди Элинор.
— Каким разочарованием будет для тебя, если я скажу, что эти сплетни беспочвенны. Нет, Элинор, зерно правды есть в твоем рассказе.
— Себастьян! — в ужасе воскликнула леди Элинор и, прижав платок к глазам, упала на стул.
— Как муж Элинор и твой родственник, — важно, напыщенно произнес сэр Джордж, — я заявляю, что тебе должно быть стыдно, Себастьян.
— Ну, если ему и стыдно, что толку? — спросила вдовствующая герцогиня. — Дело в том, Себастьян, что девочка не может жить в Мелкомб-Хаус. Это ясно.
— А почему нет?
— Ну, мальчик, у тебя есть мужество, ты борец, и я люблю тебя за это. Но сейчас ты должен сложить оружие и вести себя как разумный человек. Кто-то должен присматривать за ребенком Эми. Вопрос в том кто.
— Я готов взять ее в мой дом, — заявил громогласно сэр Джордж. — Я по-отечески позабочусь о ней и буду любить как собственного ребенка.
— Если ты возьмешь ее, бери без единого пенни из ее состояния, — предложил герцог.
Будь это возможно, сэр Джордж побагровел бы еще больше.
— Я пойду в суд, — сказал он. — Как несовершеннолетняя она имеет право тратить доходы от капитала, пока не достигнет возраста.
— Если ты начнешь дело, я буду защищать ее, — холодно сказал герцог.
Сэр Джордж шагнул было вперед, но вмешалась герцогиня:
— Не спеши, Джордж. Себастьян — опекун ребенка, и его право сказать, кто будет присматривать за ней. Если ты не хочешь, чтобы ее забрали Джордж и Элинор, то кого ты предлагаешь?
Лорд Навер тоном, лишенным всякого энтузиазма, сказал раньше, чем герцог успел ответить:
— Место для девочки в замке Навер при условии разумной суммы на ее содержание.
— Что ты называешь разумной суммой? — спросил герцог.
— Не знаю, — ответил лорд Навер. — Она ведь богата?
— Да, она богата, — сказал герцог с сарказмом, — отсюда и ваш интерес к этой бедной и, конечно, невинной сироте, мои дорогие Артур и Джордж.
— Если ты, Себастьян, подразумеваешь… — сердито начал сэр Джордж.
— Я ничего не подразумеваю. Я констатирую факты. Равелла Шейн является моей подопечной шесть месяцев. И только после того, как она получила состояние Роксхэма, вас стало беспокоить ее положение.
— Ловко он вас, — хихикнула вдовствующая герцогиня. — Как я уже сказала раньше, ты боец, мальчик. Но этого недостаточно. Я не скромница, но ребенок должен быть воспитан достойно. Я бы взяла ее к себе, но в моем доме больше нет места для женщин, как ты знаешь, Себастьян. Я никогда не могла их выносить.
— Нет никого, кому бы я доверил Равеллу с большей готовностью, чем вам, бабушка, — любезно ответил герцог. — Но, как вы сказали, в вашем доме нет места. Довольно странно. Равелла…
Он внезапно остановился.
— У меня появилась мысль, — сказал он. — Следует посоветоваться с Равеллой. Может быть, вы выскажете свои предложения ей?
— Конечно, пусть она выбирает, — сказала леди Элинор.
Она со значением посмотрела на мужа. Тот кивнул. Герцог позвонил.
— Попросите мисс Равеллу оказать нам любезность и спуститься к нам.
— Слушаюсь, ваша светлость.
Все неловко молчали. Герцог, взяв графин, налил еще бокал герцогине.
— Я знаю, что не должна принимать его, — сказала старая леди, — но, черт возьми, мне всегда нравилось делать то, чего я не должна. Вино — единственное, что мне теперь осталось.
Герцог ответил ей взглядом, полным понимания. В юности герцогиня была необыкновенно красива. Ее считали легкомысленной и отчаянно смелой. После ее замужества говорили, что герцог, обожавший супругу, плясал под ее дудку. Она ничего не боялась и часто сожалела о былых днях.
Возраст не изменил дух герцогини. Всегда ярко одетая и накрашенная, она оставалась не только важной фигурой в свете, но и в обществе. К полному восторгу герцогини, ее постоянно изображали на плакатах и в карикатурах, и она находила, что быть эксцентричной в восемьдесят почти так же волнующе, как быть красавицей в двадцать. Всегда одетая в белое, с белым чепцом, который не снимала даже за столом, она появлялась в сопровождении чернокожего пажа в фантастической зеленой ливрее и шапке, украшенной драгоценностями, с большим плюмажем из алых перьев.
В течение полувека ее приемы были местом встреч выдающихся людей. С ее традициями восемнадцатого века, полным равнодушием к мнению как отдельных лиц, так и общества, неиссякаемым чувством юмора и неудержимым языком вдовствующая герцогиня стала символом британского общества. Над ней смеялись, но ее любили как высшие, так и низшие слои. Естественно, герцог стал ее любимым внуком. Они во многом были похожи и оба не выносили обмана.
Теперь, когда герцог наполнил бокал сэра Джорджа и уговаривал лорда Навера передумать, он знал, что глаза герцогини поблескивали, потому что, как и он, она понимала, что остальные нетерпеливо ждут, когда откроется дверь. И когда она открылась, все повернулись одновременно.
Одетая в то же выцветшее бедное платье, в котором была накануне вечером, с синим поясом, гармонировавшим с голубизной ее глаз, Равелла быстро вбежала в комнату, и лицо ее осветилось, едва она увидела герцога.
— Доброе утро, пекки, — сказала она радостно. — Вы уехали ужасно рано утром. Мне стыдно, что я спала так долго, а когда спросила вас — вы уехали.
Герцог посмотрел на нее, и она тут же вспомнила о манерах.
— О боже! — пролепетала она и присела в реверансе, сильно покраснев.
Герцог подошел к ней и взял за руку:
— Равелла, я хочу представить вас моей бабушке, вдовствующей герцогине Ларгс. Бабушка, это Равелла.
Герцогиня протянула руку, унизанную кольцами.
— Ты так же хороша, как и твоя мать, дитя, я помню ее, когда она была в твоем возрасте.
— О, правда, мадам? — нетерпеливо произнесла Равелла. — Я надеюсь, вы расскажете мне о ней.
— Расскажу, — пообещала герцогиня.
— А это моя сестра, — сказал герцог, повертывая Равеллу к леди Элинор.
Равелла присела. Леди Элинор протянула к ней руки и поцеловала.
— О, бедное, бедное дитя! — сказала она сдавленным голосом, при этом слезы выступили у нее на глазах.
