Роксана Гедеон - Парижские бульвары
– Вы живы? – безучастно спросила я.
– О да! Он отпустил меня, этот мятежник…
– О, это очень мило с его стороны, – произнесла я с иронией. – Поздравляю вас. Вы и меня спасли…
– А вы меня. Разве нет?
Мы разговаривали, не останавливаясь; она все так же шла рядом со мной, и я не понимала зачем. Ее светлое платье, сшитое из атласа цвета слоновой кости и отделанное малиновыми цветами, было в нескольких местах залито кровью.
Она уловила мой взгляд и тяжело вздохнула.
– Ну что ж, – сказала я безразлично, – теперь можно считать, что мы будем жить вечно… И давайте, сударыня, разойдемся в разные стороны. Мы ведь поблагодарили друг друга, не так ли?
Мы пробирались вниз по узкой безлюдной улочке, и мне показалось, что это самое удобное место для прощания.
– Сударыня, сударыня, умоляю вас! Не оставляйте меня… Мне некуда идти… – воскликнула она в отчаянии.
– А мне есть куда? Волнуясь, она сжала мою руку.
– Но ведь вы парижанка?! А я из Тулона… Если вы бросите меня, я погибну!
Я разозлилась.
– Вы что, думаете, я выживу?
– Но вдвоем выжить нам будет легче!
Это было резонно. Я вздохнула, сжала пальцами виски, вытерла тыльной стороной ладони влажный лоб… Нужна ли мне спутница? У меня почти никогда не было подруг.
– Пойдемте ко мне домой, – сказала я с невыразимой усталостью в голосе. – Хотя я не уверена, что нас не убьют по дороге, увидев эти платья. И что нас не арестуют прямо у меня дома.
Молодая женщина была так же измучена, как и я. Даже сквозь легкий загар было видно, как она бледна. Пыльные волосы падали ей на лицо, а она их даже не отбрасывала. Мы пошли дальше, опираясь друг на друга.
Нам удалось успешно спуститься к реке. Теперь бы меня и сам дьявол не отогнал от воды. Мне было безразлично, чиста она или нет. С невыразимым облегчением я промыла истекающую кровью ногу, вымыла грязные руки, пропитавшееся пылью и грязью лицо, а пила так жадно и так долго, словно из палящих песков пустыни попала в прохладный оазис.
Я поднялась с колен, медленно выпрямилась.
– Как вас зовут? – вырвался у меня резонный вопрос. Она подняла голову, вытирая лицо чистым подолом юбки:
– Валентина де Сейян де Сен-Мерри.
Я назвала свое имя и взглянула в лицо своей неожиданной подруге повнимательнее. Кожа оттенка темного меда, черные волосы, янтарно-карие глаза обведены глубокими тенями от усталости… Рот слегка великоват, но очень жив и выразителен. Она была красива, эта мадемуазель де Сен-Мерри, и выглядела типичной южанкой.
– Мне двадцать два года, – негромко говорила она, – я месяц назад приехала в Париж, города совсем не знаю… Я не буду вам в тягость. И… называйте меня просто Валентиной.
– А где же ваш муж? – спросила я вдруг. Валентина взглянула на меня с удивлением:
– Муж? У меня нет никакого мужа…
Я поняла, что сказала глупость, и, желая загладить ее, протянула женщине руку.
– Пойдемте! Нам надо торопиться. Когда толпы закончат грабеж Тюильри и особняков, они примутся за прохожих.
Был уже полдень, когда мы добрели до моей квартиры в Сент-Антуанском предместье. Я насилу вставила ключ в замочную скважину, и, едва переступив порог, почти без сил упала на стул.
– Садитесь, – сказала я спутнице. – Нам надо отдышаться…
Она села, бросила на меня вопросительный взгляд.
– Сюзанна… я хотела спросить вас… Что станет с королем? Ведь он все еще правит Францией? Ведь не могут же его так просто устранить!
– Что за глупости? – резко возразила я. – Король правит Францией? С этого дня Францией правит не король, а террор.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
КРОВАВЫЙ СЕНТЯБРЬ
Я спала так крепко, что ничего не слышала. Пожалуй, если бы вдруг выстрелила пушка, на меня и это не подействовало бы. Мне ничего не снилось, я не вспоминала даже о Жанно.
Проснулась я оттого, что почувствовала сильную жажду. Было так жарко, что я сбросила с себя простыню, и все равно мне казалось, что я лежу среди горячих песков пустыни.
Первое время я ничего не могла вспомнить. Странный шорох в углу вызвал у меня недоумение. Повернув голову, я с минуту непонимающе глядела на черноволосую женщину в одной нижней юбке и корсаже, стоящую на коленях перед распятием. Кто она такая и что здесь делает?
Ах, Валентина! Валентина де Сейян де Сен-Мерри!
– Что это вы делаете? – спросила я сонно. Она вздрогнула, быстро повернулась ко мне.
– Молюсь. Я благодарю Господа за наше спасение.
Я саркастически усмехнулась. Сейчас я не могла вспомнить, когда в последний раз молилась. И вряд ли бы Господь Бог помог нам, если бы не мой пистолет.
– Вы хоть спали этой ночью?
– Да, конечно, – поспешно сказала она, поднимаясь с колен. – Я проснулась всего два часа назад.
Я посмотрела на часы. Был ровно полдень. Значит, я проспала целые сутки.
– Я просто умираю от жажды, – воскликнула я, вскакивая. – И от голода тоже. Мы сейчас же будем завтракать.
К счастью, в кувшине еще была вода. Я жадно напилась, откинула назад тяжелые пряди золотистых волос, быстро нашла под кроватью свои домашние туфли. Боль в ноге быстро напомнила мне, что своей ступней я еще не успела заняться. Кровь запеклась, почернела, боль разрывала большой палец на ноге так, что я едва могла ступать.
– Как бы не начало гноиться, – произнесла я обеспокоенно, – у меня нет никаких лекарств, и я ничего в этом не понимаю.
– У меня есть кое-какая трава, – отозвалась Валентина. – Утром я спускалась во двор.
– Но зачем вам нужна была трава?
– А вот посмотрите – я тоже была ранена.
Она произнесла это едва ли не с гордостью и приподняла край своей нижней юбки. Я увидела глубокую кровавую царапину, изуродовавшую красивую смуглую щиколотку.
– Я приложила всего один листочек, и теперь мне уже легче.
Я не возражала. Мадемуазель де Сен-Мерри, похоже, разбиралась в травах лучше меня. И я была даже благодарна ей, когда она приложила ошпаренный кипятком лист какого-то растения к моему пальцу и осторожно обернула чистой тряпкой.
– Вы где-то учились этому? – спросила я.
– Нет… Мой дядя был распорядителем благотворительного общества Козьмы и Дамиана. Там было много всяких лекарств.
Я благодарно улыбнулась ей в ответ, с сочувствием замечая, что ночь отдыха почти не пошла Валентине на пользу. Карие глаза ее были все так же обведены кругами и устало сияли на белом как мел лице.
– Вы не больны? – невольно вырвалось у меня.
– Нет… или чуть-чуть… Мне очень хочется есть, Сюзанна. Я ничего не ела вот уже двое суток.
Я подавила вздох, сознавая, что еды у меня негусто. Может быть, хлеб… молоко, если только его принесла молочница… в лучшем случае удастся найти яйца и ветчину.
