Сари Робинс - Одна грешная ночь
– Не все мужчины похожи на Кейна.
– Мы ведь говорили об этом прежде, Фанни. Если бы я и вышла замуж, ну, скажем, за Диллона, все равно оказалась бы в клетке, а это не то, что мне нужно, пусть даже клетка золотая.
– В таком случае какая беда, что ты рассталась с невинностью? Теперь по крайней мере ты испытала нечто такое, чего никогда прежде не ожидала, – вкус страсти.
– Но какой ценой? Даже если какой-то этап соития и не был ужасным…
Фанни фыркнула.
– Ладно, мне это понравилось.
– Понравилось?
– Да, это было прекрасно.
– Земля ушла из-под ног?
– Это ты правильно сказала. Именно ушла из-под ног.
– Черт возьми! Если в ближайшее время мне не удастся залучить в свою постель мужчину, я закрываю лавочку и становлюсь монахиней.
Их взгляды встретились, и обе разразились смехом. Лилиан хохотала до слез, а потом вдруг из груди ее вырвалось рыдание.
– Тихо, тихо, дорогая, – шептала Фанни, обнимая ее. – Что сделано, то сделано.
– Почему мне так плохо? – спросила Лилиан сквозь слезы. – Ведь я никогда не рассчитывала на то, что он воспылает ко мне нежными чувствами.
– Думаешь, он просто воспользовался тобой?
– Да. Впрочем, не совсем так. Скорее я им воспользовалась. Однако я в смятении.
– Видишь ли, Лилиан, для женщин секс нечто сложное. Никогда не знаешь заранее, что почувствуешь, когда все будет кончено.
– В таком случае я ни за что больше не соглашусь повторить этот омерзительный опыт.
– Чушь! Секс – это чудесно. Но в первый раз не всегда.
– Правда? У тебя было так же?
– Ну… – Фанни передернула плечами. – У меня была совсем другая ситуация.
– Расскажи! – Лилиан вытерла глаза и уставилась на подругу.
– После моего первого опыта мне хотелось вопить от радости. Я думала, что это веха в моей жизни и что теперь я буду счастлива. Будто секс был широкой дорогой, которую следовало пересечь, чтобы добраться до счастья! Как бы не так! Я представляла свою будущую жизнь в хорошеньком домике с любимым и красивым мужем и кучей детей. – Фанни взмахнула рукой, и губы ее презрительно искривились. – Ну что за нелепые мечты! Дикки Этуотер не имел ни малейшего намерения жениться на мне или на какой-нибудь другой женщине, разве что его притащили бы к алтарю с петлей на шее.
– Ты любила его?
– В то время мне было пятнадцать лет, и я едва ли понимала, какой завтрак мне нравится.
– Какой ужас!
– Вовсе нет, – пожала плечами Фанни. – Отец выгнал меня из дома. Мать украдкой сунула мне в карман семь фартингов. Больше она дать не могла. И я отправилась в путь. Через день у меня осталось всего полтора фартинга. Я набрела на старый амбар и увидела, что туда входят и оттуда выходят люди. Было поздно, уже темнело, и я озябла. Я истратила последнюю монетку, чтобы попасть внутрь, да еще мне пришлось просить, чтобы меня пустили. Там шел спектакль «Тамерлан» по пьесе Кристофера Марло[3].
– Перст судьбы?
– Божественное провидение, – со вздохом согласилась Фанни. – Оглядываясь назад, могу с полным правом сказать, что представление было посредственным. Как и сама бродячая труппа актеров мистера Лоуэлла. Но тогда я решила, что это рай на земле. Я дождалась конца спектакля и представилась мистеру Лоуэллу. И к утру родилась Фанни Фигботтом.
– Все хорошо, что хорошо кончается.
– Было и хорошее, и плохое.
Лилиан кивнула, ощутив некоторое облегчение.
– Мое единственное утешение в том, что, раз мистер Редфорд отказывается помочь оправданию Диллона, мне незачем больше с ним видеться. Господи, молю тебя, спаси меня от этого гнусного человека.
– И как, по-твоему, это примет Диллон?
– После последнего судебного заседания суда только мысль о том, что нам удастся привлечь Редфорда на свою сторону, не дала ему пасть духом.
– Ты скажешь ему, что предприняла?
– Ни за что! Он бы пришел в ужас. Я объясню ему, что мне не удалось заручиться помощью Редфорда. – Лилиан вытерла слезы. – Он будет просто раздавлен.
– Ну, Лилиан, никто не скажет, что ты не сделала отчаянной попытки и не пожертвовала своим самым большим сокровищем.
– Очень забавно! – Она подняла глаза на Фанни. – Думаю, мне не удастся убедить тебя пойти со мной в Ньюгейтскую тюрьму?
– Я должна подвести черту. Не стану больше брать заложников, Лилиан. Женщина может сделать только то, что ей доступно.
Лилиан вздохнула, другого ответа она и не ожидала.
– Все не так уж и плохо, – сказала Лилиан. – Диллона поселили в доме смотрителя тюрьмы. К счастью, этот мистер Ньюмен готов на все ради денег.
– Это старая практика снимать часть казенной квартиры на территории тюрьмы для некоторых заключенных. И все это вполне законно, – мудро заметила Фанни. – Но у тебя не хватит денег, чтобы заманить меня туда.
– Тогда я отправляюсь одна, – пожала плечами Лилиан. – Слезами горю не поможешь. Надо действовать.
– Принарядись. Ванна, новое платье, немного теплого какао, и будешь в полном порядке.
– Спасибо, Фанни.
– А для чего существуют друзья?
Лилиан казалось, что она не в силах слезть с кровати.
Фанни закусила губу.
– Кстати, к вопросу о том, чтобы продолжать… Знаю, тебе трудно об этом говорить, Лилиан, но иметь план совсем недурно, если что-нибудь случится с Диллоном.
– И чего ты от меня хочешь? Сама мысль о том, что через каких-нибудь две недели Диллона казнят, мне невыносима.
– Но давай пораскинем мозгами вместе. Готова?
Лилиан пожала плечами.
– Только через год ты войдешь в права наследования. А до тех пор можешь путешествовать.
– Да, путешествовать по континенту, раздираемому войной, это очень мило, Фанни, Неужели ты не понимаешь? Мне придется бежать от кавалерии Наполеона в то время, как она будет буквально наступать мне на пятки.
– Ведь ты именно это собиралась сделать, как только получишь свои деньги.
– Но сейчас все изменилось. Разве нет?
– Ты всегда мечтала побывать в Италии.
Образы падающей Пизанской башни, римских руин, венецианских каналов молнией промелькнули в ее воображении.
– Вероятно, в книгах все это преувеличено.
– Не будь пессимисткой. Уверена, все это божественно. Представь, что в Италии тебя пронзит стрела амура. Любовь в Венеции.
– Надеюсь, меня никогда не поразит такой недуг.
Фанни округлила глаза.
– Ты не можешь говорить это серьезно!
– Болезнь, называемая любовью, сразила мою мать, как могла бы сразить любая другая болезнь. Она сохла по этому мерзавцу, моему отцу, до самой смерти. И думаешь, он ею интересовался? Хотел что-нибудь узнать обо мне? Должно быть, его это ничуть не трогало.
