Осип Назарук - Роксолана
Абдуллу радовало ее внимание, поэтому он с величайшим воодушевлением повествовал о тех великих делах, которые предстоит свершить молодому правителю могущественной державы.
Настуся слушала внимательно, но в конце концов прервала наставника восклицанием:
– Ты говоришь о его свершениях так, будто султан Сулейман будет жить вечно!
– Нет, – отвечал Абдулла. – Вечно жить никому не дано. Но старое предсказание гласит, что наш властитель и после кончины еще долгое время будет править миром.
– Как же это возможно?
– А вот как. Десятый султан из рода Османов умрет, сидя на львином столе[57]. И благодаря тому, что в минуту своей кончины он будет окружен всеми знаками высшей власти, то и люди, и звери, и гении, и злые духи будут трепетать перед ним и повиноваться ему, полагая, что он жив. И никто не отважится приблизиться к Великому Халифу, а сам он никого не призовет к себе, ибо будет мертв. И так он останется сидеть, пока червь не источит подлокотники, на которые опираются руки султана. И тогда вместе с источенной древесиной рухнет ниц труп Великого Властителя, и о его смерти станет известно всем и каждому. И начнется небывалый разлад в державе Османов. Мешками покроют свои головы аги и вельможи, и наступит страшное правление капу-кулов[58]. Арпалык и пашмаклык[59] опустошат сокровищницу султанов, а подкуп и злодеяния подорвут силу законов десятого и величайшего Османа… С другого берега моря, из далеких пустынь, принес это предание мой народ…
Абдулла умолк, а спустя мгновение добавил:
– Но ты, нежный цветок, не бойся страшных времен капу-кулов. Ибо сказано: кто будет иметь больше десяти лет отроду, когда впервые услышит это пророчество о Сулеймане, тот не узрит смерти десятого султана. И еще тысячи тысяч волн морских ударят в берега земли, прежде чем покроется морщинами юное лицо Великого Халифа, а его караковые кудри побелеют.
Все это Абдулла произнес совершенно ровным тоном, и ни один мускул не дрогнул на его лице.
Затаив дыхание, слушала Настуся старое турецкое пророчество о судьбе великого мужа. И лишь под конец, словно в забытьи, спросила вполголоса:
– А разве там ничего не говорится о женах десятого султана?
– Все, что предначертано, то и предсказано. Любимейшей из жен султана станет Мисафир[60]. Взойдет она, как ясная феджер[61], в сердце падишаха, а закатится в крови над царством его. Сотворит много добра и много зла во всех землях халифа – от тихого Дуная до Басры, Багдада и каменных усыпальниц фараонов! Даже в царстве молчания, в страшной пустыне, где от века чернеет Мекам-Ибрахим[62], среди раскаленной жары пробьется чистый ключ от прикосновения ее стопы. Ибо даст Аллах ей милость свою с высокого неба и разум необыкновенный. Но шайтан посеет в ее сердце столь же великую гордыню…
В школе невольниц воцарилась глубокая тишина. Учитель Абдулла продолжил со вздохом:
– Долго и стойко, постом и молитвой станет бороться Великая Султанша со своим грехом, пока не уступит силе шайтана в святую ночь Рамазана… И сотрясет вихрь врата дворца и окна гарема, а в сердце султанши расцветет грех гордыни, и захохочет шайтан в садах султанских и мраморных палатах падишаха. А потом придет кара божья – так же неотвратимо, как идет по пустыне напоенный верблюд. Ибо Аллах дает человеку многое, но всегда взаймы, а не даром…
Настуся задумалась, но вовсе не о женах падишаха. Ум ее, который итальянец Риччи сумел увлечь делами государственными, устремился совсем к другому, и она спросила:
– Не сказано ли там и о том, что станет с державой Великого Султана?
– Все, что предначертано, то и предсказано трепещущей душой вещих людей, – туманно ответил Абдулла. И добавил печально: – Когда свершится круг времен под вечным оком Аллаха, тогда народ наш вернется туда, откуда пришел, исполнив свое предназначение в борьбе с безбожными нессараг[63]. И путь его снова будет лежать на восход солнца, а во главе встанут кровавые вожди без роду и племени, лишь с горящим углем в зубах…
Помолчав еще мгновение, Абдулла закончил:
– Как всякий человек, так и каждое племя имеет свой кисмет[64], жестокий и неотвратимый, и не ускакать от него на коне, и не уйти по морю на самой быстрой галере…
Произнес он это с такой уверенностью, словно читал из священной книги Корана. Ни на миг не омрачила его глаза тень сомнения. Всем своим обликом и выражением лица он словно говорил: чему бывать, того не миновать. И даже Сулейман Великолепный не сможет остановить шагов судьбы. Кисмет…
2Смятение, вызванное известием о смерти старого султана и вступлении на престол нового владыки, не утихало, а, наоборот, усиливалось с каждым днем. Охватило оно и портовую часть Кафы. Из степного Крыма гнали на торжище огромные табуны коней, стада скота и множество пленников. Спрос на них был огромный. Чиновники и начальники всех рангов приценивались к этим товарам, готовя дары еще более высоким чиновникам и начальникам, чтобы не выйти из милости в пору грядущих перемен. Каждый хотел усидеть на своем месте, а при благоприятном случае – подняться на ступеньку выше.
Учеба в школе невольниц почти совсем прекратилась. Чуть ли не ежедневно сюда наведывались знатные люди и богатые купцы, для которых выставляли на обозрение весь «товар» – во всевозможных одеждах, а порой и полуобнаженными. Однажды Настусю чуть не купил какой-то анатолийский паша, но сделка не состоялась из-за слишком высокой цены, а генуэзец не пожелал уступить ни гроша.
Не прекращались уроки только в «женской школе». Науку обольщения вколачивали в невольниц с еще большим усердием, чем обычно. И еще учили одеваться со вкусом, правильно подбирать цвета нарядов, украшать покои, складывать, как должно, кашмирские шали и дорогие покрывала из Мосула и Дамаска. Обращение с невольницами стало необыкновенно суровым: за малейшую ошибку били палками, закутывая тело в плотную ткань, чтобы ненароком не поранить. Кормить стали обильно, как никогда.
Среди всей этой суеты, когда жизнь каждой из них в любую минуту могла измениться к худшему, без особого шума решилась судьба молодой польской шляхтянки. Ее уже одевали для «смотрин», а подруги почти безучастно следили за этой процедурой. Все уже знали, что снова приехал старый паша.
На прощание Настуся шепнула девушке в утешение:
– Не бойся! Он покупает тебя не для себя, а в дар кому-то другому. Может, достанешься молодому мужчине…
