Ирина Сахарова - Роковая ошибка княгини
Выслушивать эти оскорбления было поистине невыносимо. Алёна обняла себя за плечи, и изо всех сил старалась не расплакаться. А как ей хотелось! Рассказать ему обо всём, чёрт возьми, объяснить, что она не могла по-другому, и что жизнь её после его ухода превратилась в один сплошной мрак… Но разве он поверит ей? Разве он поверит ей теперь? После того, как они с Гордеевым довели до самоубийства Алёшину любимую сестру — о, определённо, он никогда её не простит!
Но тогда… тогда зачем он приехал? Вот что не давало покоя Алёне. Она знала, что у Алексея была собственная квартира на Садовой — в ней сейчас жил Мишель, но в шести комнатах они вполне могли бы поместиться и вдвоём! А если и нет — у генеральши тоже была квартира, не считая Большого дома, будь он неладен! А если хочется столичного лоска вместо тихой сельской глубинки — так пожалуйста, Алексей Николаевич, у вас же целых четыре отеля в Москве, выбирайте любой! Несомненно, лучшей номер-люкс сей же час предоставят в ваше распоряжение, и совершенно бесплатно!
Но он не поехал в отель. И к матери тоже не поехал. Он зачем-то поехал сюда, на Остоженку. Зачем? Неужели ради неё…? От этой мысли сердце забилось чаще. И Алёна уже готова была простить ему ту их единственную ночь в Петербурге, едва не сломавшую жизнь и ей, и маленькой Александре — да она что угодно готова была простить ему, лишь бы только он посмотрел на неё так, как смотрел раньше…
И он посмотрел.
Потому что, знаете ли, довольно непросто было обуздать эту бурю эмоций, кружащую на его душе. Сколько лет они не виделись? Около пятнадцати? За эти годы она стала ещё краше, из юной девчонки превратившись в прекрасную, зрелую женщину, с такой великолепной фигурой, что у Алексея, совсем как в юности, голова пошла кругом. И обида его тоже куда-то ушла, под действием резко оживших воспоминаний, воспоминаний о ней. И, как и тогда, в Петербурге, и как и много раз до этого, Алексей забылся. С головой погрузился в омут её колдовских чар, ни о чём на свете не думая, кроме как о том, что он, в тайне от самого себя, мечтал об этой женщине все прошедшие годы, её он видел в своих снах, её искал в тех бесконечных других, что были у него…
— А я ведь до сих пор люблю тебя, — сказала Алёна почти беззвучно — Алексей скорее уловил эту фразу по движению её губ, нежели услышал. И улыбнулся в ответ, невесело, интуитивно, как всегда улыбался раньше, когда она говорила ему эти слова. — И я ни на секунду не переставала тебя любить.
«Не поддавайся, не поддавайся!», ещё пытался напомнить о себе здравый смысл, но было уже поздно. Алексей сделал к ней шаг, затем ещё один. Он хотел оказаться ближе, хотел посмотреть в её глаза — её прекрасные серые глаза… Он ещё помнил, какими доверчивыми и нежными они были раньше. А ныне? Что было ныне? Он же знал, какая она, почему он упрямо не видел этой расчётливой циничной женщины, почему он видел всё ту же молоденькую девчонку, любящую его до безумия? Свою маленькую графиню, в точности такую, какой он помнил её.
О, боже, как кружится голова! Отчего так? Раньше с ним такого не случалось. Особенно, когда Алёна, не выдержав первой, бросилась к нему на шею, и припала губами к его губам. И он ей, разумеется, ответил, ибо не нашёл в себе сил противиться обжигающему до боли желанию близости с этой женщиной, с любовью всей его жизни.
— Алёша… — Задыхаясь от страсти, шептала она, в перерывах между поцелуями.
— Алёнка…
Презирая самого себя за эту слабость, Алексей всё же не стал ограничиваться одними лишь поцелуями, и, толкнув дверь в ближайшую комнату (гордеевская спальня) — бесцеремонно повалил Алёну на постель, а сам принялся расстёгивать пуговицы мундира дрожащими в волнении пальцами. Через мгновение её руки легли поверх его ладоней, и она помогла ему избавиться от одежды так же легко, как и он ей.
А дальше он уже ничего не помнил. Помнил только, что ему было так хорошо с ней, как никогда в жизни.
* * *Самым ужасным из всего этого Мишелю казалось то, что он вполне отдавал себе отчёт в том, что делает. Да, он хотел её поцеловать. Что уж там, он уже давно хотел её поцеловать, очень давно! Прикоснуться к её нежной коже, гладить её волосы, почувствовать пленительные изгибы её тела под своими руками… Кажется, ничего в жизни он не жаждал так сильно, как этого.
Он хотел её. Сегодня. Сейчас. Безумно, безудержно желал, и вот, пожалуйста, она в его власти. Даже не сопротивлялась. Ни малейших попыток сопротивления, ни одной! А Авдееву-то, помнится, дала пощёчину и велела убираться? Эти мысли грели Мишелю душу, значит, он верно расценил её очарованные взгляды в свою сторону — что ж, с этим он ещё ни разу не ошибался.
И хорошо, что себя он пока ещё контролировал. Стало чуть легче, когда он признался себе в собственных желаниях, уже устав делать вид, что эта девушка ему безразлична. Поэтому, собрав остатки самообладания, Мишель слегка отстранился от неё, прервав этот волшебный поцелуй.
Сашенька тотчас же распахнула глаза, взметнулись вверх длинные, чёрные ресницы. И снова он безнадёжно потонул в её взгляде, таком напуганном, таком очарованном! Она как будто бы боялась, вот только неизвестно, чего больше — того, что он остановится, или того, что решит продолжить? Да Саша и сама затруднялась ответить на этот вопрос.
Продолжая широко раскрытыми глазами смотреть на Волконского, стоявшего так близко и всё ещё державшего в ладонях её лицо, Саша вспомнила про свою гордость, и, срывающимся голосом, с подобием на гнев, произнесла:
— То, что вы сказочно богатый и красивый дворянин ещё не даёт вам право так обращаться с честными девушками!
Неубедительно как-то прозвучало, её саму не очень-то вдохновили эти слова. И она сменила гневный взгляд на растерянный, а Мишель искренне улыбнулся ей, и сказал тихое:
— Извини.
И Саша тут же его простила.
— Ну, хорошо, извиняю, — прошептала она, спускаясь взглядом всё ниже, с его погибельных глаз, на его губы, нежно улыбающиеся ей. Кажется, ей следовало бы сделать вдох пару секунд назад, иначе она рисковала задохнуться, но Саша забыла, как дышать. Она вообще обо всём на свете позабыла, когда он был так близко к ней, когда его руки гладили её лицо. Зачем? Что он делает, для чего? Неужели…?
Она даже помыслить о таком не осмеливалась — неужели она ему понравилась? Неужели он… неужели это взаимно? Неужели и его сердце замирает так же, когда он видит её? Тогда Саша была бы самой счастливой на свете!
А, впрочем, она и так была самой счастливой. Ей достаточно было уже того, что он поцеловал её. И, видимо, собирался сделать это снова, просто ждал её согласия. Ну, а что она? Она смотрела на его губы и понимала, что ещё немного, и натуральным образом лишится чувств! Какой позор!
