Дорогая Жасмин - Смолл Бертрис

Жасмин не могла пошевелиться — пережитое наслаждение было слишком велико. Очевидно, и он испытывал нечто подобное. Любовники лежали в полудреме, разомлев от блаженства, которое подарили друг другу. Когда он наконец с трудом поднялся, Жасмин сонно спросила:

— Рохана налила воды в чан?

Джеймс потряс головой и подошел к дубовому чану, стоявшему перед камином.

— Налила, — ответил он. Жасмин лениво встала.

— Я хочу вымыться, — сказала она, снимая чулки с украшенными лентами подвязками, и босиком прошлепала к камину. — Вода еще теплая, — заметила она, ступив в чан, и, взяв тряпочку, принялась мыться.

Джеймс зачарованно наблюдал за ней. Он только что испытал всплеск неведомых до сих пор чувств. Их неистовое желание было столь велико, что казалось почти не правдоподобным. Но все это чертовски возбуждало. Джеймс Лесли никогда не отличался чувственностью и был довольно скромен в своих привычках. Король возложил на Джеймса нелегкие обязанности главы семейства в то время, когда он был совсем юн: отец пропал без вести, а красавица мать, потеряв голову, пустилась во все тяжкие и в конце концов была принуждена бежать из Шотландии с любовником. Его милая Изабелла была обворожительной и примерной женой, но в ней не было огня. До сегодняшнего дня он и подумать не мог, что способен на такое. Очевидно, он унаследовал гораздо больше от безрассудно-пылкой матери, чем подозревал.

— Джемми, — окликнула Жасмин, вставая. Душистые струйки стекали "по обнаженному телу. — Позвольте мне искупать вас, милорд.

Словно во сне он ступил в чан и терпеливо выжидал, пока она намыливала его, ласкающе дотрагиваясь до широких плеч и мускулистых бедер. Но когда скользкая тряпица коснулась плоти, Джеймс слегка вздрогнул. Впрочем, Жасмин ничего не сказала и старательно облила его водой из кувшина.

— Ну вот, — удовлетворенно заявила она. — Все в порядке. А теперь ты вытрешь меня, а я тебя.

Жасмин вручила ему нагретое полотенце и взяла себе другое.

— Так-то лучше, — вздохнула она и, пробежав через спальню, быстро юркнула в постель. — Я ни разу не вымылась по-настоящему с тех пор, как мы покинули Бель-Флер. Ненавижу грязь, а обтирания никогда не заменят чан с горячей водой.

— Принести ночную сорочку? — спросил Джеймс.

— Зачем? Хочешь, чтобы я была закутана по самую шею? Лучше ложись, пока не застудился до смерти.

Она зазывно откинула угол одеяла.

Джеймс последовал ее совету и лег рядом. Жасмин тут же прижалась к нему. Он нежно пригладил ее рассыпавшиеся волосы.

— Я по-прежнему хочу тебя, — признался он. — Какими чарами ты околдовала меня, дорогая Жасмин? Я запутался, словно в паутине, и не в силах оторваться от тебя.

— Клянусь бородой Господней, — тихо промолвила она, — мой дядя прав. Ты любишь меня, Джемми, но этого не должно было случиться! Брак по расчету — вот наш удел! Да, уважение друг к другу необходимо, но только не любовь!

— Почему? — допытывался он, глядя в ее прекрасное лицо.

— Потому что всех мужчин, которых я люблю, уносит смерть! И ты знаешь это, Джемми!

— Мы все когда-нибудь умрем, дорогая. Не забудь, мадам Скай пять раз становилась вдовой, прежде чем вышла замуж за твоего деда и счастливо прожила с ним больше сорока лет. Ты предназначена мне судьбой, радость моя, и когда осознаешь это, поймешь, что не можешь меня не любить.

Он осторожно поцеловал морщинки на ее лбу.

— Ну а теперь пора спать. Ваши аппетиты лишили меня сил, мадам. Мне необходим отдых, если вы хотите, чтобы утром я был вновь готов к любовным подвигам!

— Да ты просто ненасытен, — прошептала она, еще теснее приникая к нему. Из груди Джеймса вырвался гортанный смешок.

Они проспали несколько часов кряду, и, проснувшись, Жасмин заметила, что огонь горит так же ярко, как вечером. Она лежала на спине и, очевидно, сбросила во сне одеяла. Почувствовав холодное прикосновение, женщина скосила глаза и заметила, что Джеймс положил в ямку ее пупка земляничину и медленно откусывал по крошечному кусочку. За первой ягодой последовала вторая.

— И долго ты использовал меня как блюдо для фруктов? — засмеявшись, спросила Жасмин.

— Я уже съел шесть штук, — пробормотал Джеймс, широко улыбаясь.

— Значит, теперь моя очередь, — решила Жасмин. Она положила по одной ягодке на каждый сосок и провела земляничную дорожку по груди до пупка и дальше к чреслам, окружила темный треугольник и наконец, завершив труды, стала есть.

Джеймс вынуждал себя не шевелиться, но при каждом прикосновении зубов по спине проходил озноб. И хотя Жасмин ела осторожно, без всякой жадности, его грудь вскоре была залита сладким соком. Розовый язычок старательно слизывал каждую каплю. Но вот осталось лишь шесть ягод, окружавших поросль волос, из которых уже вздымалось жаждущее новых наслаждений копье. Жасмин доела землянику и неожиданно накрыла его губами. У Джеймса вырвался стон, как только теплый язычок обвел налитую страстью головку. И когда он уже изнывал от желания, она на мгновение оставила его, но тут же приподнялась и медленно, мучительно медленно опустилась на его вздыбленную плоть. У него едва хватило сил, чтобы сжимать нависшие над ним полные груди и упиваться тихими криками блаженства, которое испытывала и Жасмин.

Перед глазами Жасмин все плыло, но она уже оседлала скакуна и мчалась очертя голову. Он был огромным и твердым, и она безоглядно отдавалась исступленной страсти.

«Это не любовь, — преследовала ее настойчивая мысль, — а всего-навсего вожделение, обычное вожделение. Я не могу любить его, иначе ему не избежать той же участи, что постигла Ямал-хана, Рована и моего милого принца Хэла. Но, Боже, какой он невероятный любовник!»

— Джемми, Джемми! — выкрикнула она, окончательно обезумев. Господи, этого мало! Мало!

Джеймс Лесли понял смущение Жасмин, увидев искаженное страстью лицо, и мгновенно перевернул ее на спину. Он пронзал ее глубоко и сильно, снова и снова. Она нуждалась в нем, хотя сама этого не осознавала.

"О дорогая Жасмин, — думал он, — ты начинаешь любить меня, но еще боишься собственных чувств».

Жасмин, придавленная его тяжестью, безудержно извивалась, поводила бедрами, словно стараясь вобрать его целиком. За прикрытыми веками вспыхивали звезды, и раскаленное наслаждение угрожало ее поглотить. Точно в беспамятстве она сжимала его широкие плечи, сотрясаясь в беспощадных конвульсиях.

Что-то бессвязно выкрикнув, она впилась зубами ему в плечо, и оба содрогнулись в экстазе. Жасмин ощутила, как его горячие соки, излившись, едва не обожгли ее; во рту был соленый вкус крови — на загорелой коже Джеймса краснел отпечаток ее зубов. Жасмин принялась старательно зализывать ранку.

— Сучка, — простонал он, сминая губы Жасмин в неистовом поцелуе, едва не лишившем ее дыхания, и наконец, откатившись от нее, лег на спину. — Иисусе, — едва выговорил Джеймс, — что это было? И всегда между нами будет бушевать такое неистовство?

Сердце, казалось, вот-вот проломит ребра и вырвется наружу.

— Не… не знаю, — всхлипнула Жасмин. Он прав, это настоящее безумие. Она не понимала причин столь неукротимого взаимного желания. Ямал, ее первый муж, обращался с ней как с хрупкой вазой. Рован Линдли был нежным и страстным, как и принц Генри, но такого ей еще не приходилось испытывать. Все эти жгучие, знойные, пылкие ощущения были для нее внове, и в этом бешеном слиянии каждый старался доказать свое превосходство, покорить и укротить другого. Неужели так будет вечно? И хотят ли они этого? Сумеют ли пережить подобное? У Жасмин не было ответа.

Джеймс взял ее руку.

— Как ты можешь говорить, что не любишь меня, после того, что произошло?

— Я не должна любить тебя! Не должна!

— Но ты любишь, — настаивал он, — и я это знаю.

— Я боюсь, Джемми!

Джеймс бережно привлек ее к себе.

— Почему? И не уверяй, что все мужчины, которых ты любишь, обречены.

— Но это так, Джемми, — в отчаянии пробормотала Жасмин. — Сколько раз я пыталась быть счастливой! Все, что мне нужно от жизни, — преданный муж, здоровые дети и свой дом. Когда убили Ямала, я потеряла ребенка, которого носила в чреве. После гибели Рована осталась вдовой с двумя детьми и беременной третьим. В тот раз я едва не умерла. И наконец Генри Стюарт, тот, кому предназначалась корона Англии! Он поплатился из-за любви ко мне!