Виктория Холт - Мы встретимся вновь
Большинство из раненых, которых привозили к нам, оставались здесь две-три недели. Эти мальчишки, на время вырвавшиеся из кровавого месива войны, были открыты миру и радостям жизни.
Вспоминаю одного довольно серьезного молодого человека, который заинтересовал меня тем, что служил в военно-воздушных силах и обучался в Ларк-Хилле. Мне пришло в голову, что он мог знать Джоуэна.
Он был ранен в ногу и потому ходил с палкой, от которой надеялся через несколько месяцев избавиться.
Однажды я увидела его в саду и подошла к нему:
— Скоро покидаете нас?
— Да, но всегда буду помнить об этом доме, где провел счастливые дни. Так покойно здесь… далеко от всего.
— Ну, едва ли. Все время летают самолеты и беспрерывно ожидают вторжения.
— Все это так. Но куда деться от этой паршивой войны? Вы и юные леди, и, конечно, миссис Джермин, многое делаете для победы.
Мы помолчали, затем я сказала:
— Я говорила вам, что мой жених находился там… за проливом?
— Да.
— Прошло уже несколько месяцев после событий в Дюнкерке. Как вы думаете?..
— Никто ни в чем не может быть уверенным. Некоторых взяли в плен, другие спаслись. Там есть смелые люди, которые не смирились с капитуляцией и воюют в подполье. Уверен, что нашим помогают пересечь границу с нейтральными странами… со Швейцарией, например. Те, кому повезет, могут вернуться домой.
— А что бывает с теми, кого взяли в плен?
— Даже немцы должны уважать правила войны и обращаться с пленными согласно им. Но это значит, что нужно ждать конца войны.
— А как вы думаете, можно ли вырваться из лагеря?
— Все возможно.
— Вы считаете, что надо продолжать надеяться? Скажите правду… — Да, надо надеяться. Откуда вы знаете, что там происходит?
После этого разговора я немного успокоилась, у меня появилась надежда, что Джоуэн жив и что он вернется.
Но той ночью я не спала и представляла, что Джоуэн находится в лагере для военнопленных там, во Франции… или в Бельгии… или в самой Германии. Он мог быть в любой из этих стран. А может быть, он бежал из лагеря. Возможно, он среди французских друзей, которые помогут ему добраться до Швейцарии.
И вдруг я увидела яркую вспышку в небе. Я встала с постели и заметила луч света. Он на мгновение свернул и исчез.
Я подумала, что об этом надо сообщить, но тут же вспомнила, как над нами с Дорабеллой смеялись, когда мы подняли шум из-за косяка рыбы, и потому решила действовать осторожно. Одевшись, я вышла из дома. Стояла тихая ночь, и море было пустынно. Немного постояв, я вернулась в постель, но уснуть не могла. Я четко видела эти вспышки.
За завтраком я рассказала Гордону о том, что ночью видела вспышки света.
— Странно, — сказал он. — Откуда бы им взяться? Не думаю, чтобы немцы сами решились предупредить нас о вторжении.
— Вот поэтому я и не подняла тревогу. Не хочу опять стать объектом насмешек. Все было спокойно, и я вернулась.
— Наверное, это все же была молния.
Но оказалось, что эти вспышки видела не я одна. Мы продолжали дежурить на скалах, хотя вторжение стало казаться менее вероятным.
Согласно официальным сообщениям, мы продолжали вести упорные воздушные бои. В отличие от французского правительства, британцы проявили твердую решимость сражаться до конца, чего бы нам это ни стоило.
И все же мы должны были быть наготове.
Мы много говорили о тех вспышках и пришли к выводу, что это были сигналы, а значит, среди нас есть предатели, которые посылают донесения за пролив.
Чарли однажды пришел из школы с поцарапанным лицом и синяком под глазом.
Нянюшка Крэбтри накинулась на него.
— Опять дрался! — закричала она. — Тебя действительно как-нибудь прибьют, парень, а этого мне не хотелось бы. Что на этот раз?
Чарли набычился.
— Наткнулся на столб, — угрюмо ответил он.
— Не принимай меня за дурочку, — сказала нянюшка Крэбтри. — Ты дрался.
На ее лице было написано крайнее неодобрение, Чарли явно оказался в немилости, но продолжал дерзко и вызывающе смотреть на нянюшку Крэбтри, а это доводило ее до бешенства.
— Терпеть не могу, когда ребенок так смотрит. Ничего не говорит, только смотрит так, будто знает что-то, чего тебе, дурочке, никогда не понять. И еще, чего не могу терпеть, так это когда ребенок врет. Черт возьми, надо же — наткнулся на столб!
Бедный Чарли! Мне было жаль его. Как бы ни безразлично относились к нему родители, они продолжали оставаться родителями, и еще была тетя Лил, к которой он явно относился с некоторым уважением. А сейчас у него остался только брат, и меня глубоко тронуло, как бережно Чарли относится к нему. Мне нравился этот мальчик, и очень не нравилось, что он поссорился с нянюшкой Крэбтри.
Изредка я навещала миссис Парделл. Она так много сделала для нас, когда вернулась Дорабелла, и я знала, что мои визиты приятны ей, хотя она и старалась не показать этого.
Миссис Парделл была ярой патриоткой и беспрерывно вязала свитера и носки, которые посылала в армию, к тому же по несколько часов в неделю она работала в Красном Кресте.
Она налила мне стакан домашнего вина и рассказала о световых сигналах, которые подавали с берега в сторону моря.
— Мистер Льюит думает, что это была молния.
— Может быть, — согласилась она. — Но может быть, и нет.
— Если не молния, что тогда? Она поджала губы, затем проговорила:
— Ну, я полагаю, что-то было там, в море. Или подводная лодка или что-то вроде этого… что-то, чего нельзя было разглядеть с берега… И кто-то на берегу подавал сигналы.
— Вполне возможно.
— Они используют все средства, а в округе есть весьма подозрительные люди. Вам нужно иметь специальную охрану.
— Но… — начала было я.
— Например, у вас живет немецкая девушка. Надо быть очень осторожными.
— Но вы же не имеете в виду…
— Она немка. Вы не можете доверять никому из них. Маленькие Гитлеры, много маленьких Гитлеров.
— Гретхен! — воскликнула я. — Чепуха! Она ненавидит Гитлера и его режим. Он погубил ее семью.
— Ну что же, может, и так, но немец всегда остается немцем.
Я знала еще по прошлому, что уж если что засело в голове миссис Парделл, то выбить это невозможно. Меня сильно расстроили ее подозрения, я понимала, что не одна она так относилась к Гретхен. И поскольку сигналы, если это были они, подавались, как видели многие, из поместья Трегарлендов, то могли сказать, что в этом нет ничего удивительного, ведь там живет немка.
Затем я еще раз убедилась, как здесь относятся к Гретхен, когда мы шли по одной улице Полдауна: косые взгляды чуть не испепелили ее.
