Виктория Холт - Сестры-соперницы
— Я должен объясниться.
Я хотела отделаться от него, но Бастиан остановил меня в галерее.
— Ты не можешь сообщить мне ничего нового, — отрезала я. — А вот я должна тебя поздравить.
— Постарайся понять меня, Берсаба.
— Я понимаю. Ты просил руки Карлотты. По-моему, все достаточно ясно, разве не так?
— Я просто не представляю, как это случилось, Берсаба, ведь я люблю тебя.
— Ну да, любишь меня настолько сильно, что женишься на Карлотте. Мне все ясно.
— Я на время просто обезумел. Не знаю, что со мной случилось… Я был словно околдован — вот так все и произошло, Берсаба. Ты должна меня понять. Когда она рядом…
Его слова впивались в мое сердце. Я удивилась тому, что столь незатейливый человек как Бастиан способен причинить мне такую боль.
Я оттолкнула его.
— Отправляйся к ней. Иди к своей ведьме. Я обещаю тебе, ты об этом пожалеешь. Ты будешь жалеть и горевать…
Я развернулась и побежала в спальню. К счастью, там не было Анжелет. Я заперла дверь, а Бастиан стучал в нее, стучал и шептал мое имя.
— Я должен объясниться, Берсаба…
Объясниться! А что тут объяснять? Только то, что он поддался искушению. Он хотел ее. Ради этого он решил бросить меня.
— Возвращайся к ней, — ядовито прошептала я. — Возвращайся к своей… к своей ведьме.
* * *Фенимор немедленно послал гонца в Плимут, чтобы уведомить отца о прибытии сэра Джервиса. Пока вышеозначенный сэр попивал вино, мой брат убеждал его в том, что ему будет гораздо удобнее жить в Тристан Прайори, чем на постоялом дворе, и следует сразу же послать за слугами и багажом; тем временем для гостей будут приготовлены комнаты.
Сэр Джервис любезно поблагодарил за приглашение, но решил не переезжать в наше имение до возвращения отца.
За ужином мы только и говорили о сэре Джервисе, и я в подробностях рассказала, как встретила его во время прогулки. Выговор я получила сразу.
— Ты прекрасно знаешь, что мать запрещает тебе выезжать на прогулки без охраны, — сказал Фенимор. — Ты нарушила запрет в ее отсутствие.
— Я уже не ребенок, Фенимор, — резко ответила я. Я знала, что Бастиан наблюдает за мной и сейчас должен покраснеть, вспомнив наших с ним недетских играх. Он сидел рядом с Карлоттой, и я уже знала, что она околдовала его. Бастиан сам был потрясен и обескуражен случившимся, а именно так и должен себя чувствовать околдованный человек. Он просто глаз не мог от нее отвести. Я видела, как он пытается прикоснуться к ней рукой. Теперь я ненавидела их обоих, но была вынуждена делать вид, что все в порядке. Карлотта сказала:
— Этот джентльмен выглядит весьма изысканно. Я видела из окна как он выезжал.
— Он вернется, как только приедут родители, — объяснил Фенимор, — и, видимо, задержится у нас на несколько дней.
Не знаю как я выдержала этот ужин. Бастиану лучше было бы отправиться домой, иначе я не отвечала за себя. Видеть его вместе с Карлоттой было невыносимо.
После ужина музыканты, расположившиеся на галерее, Томас Дженсон, наш учитель музыки, обладатель чудесного голоса, исполнили несколько мадригалов. Конечно, в их репертуаре была популярная песня о неверном возлюбленном, что не улучшило моего настроения.
Как только представилась возможность, я, сославшись на усталость, отправилась в свою комнату, но сестре, естественно, понадобилось подняться вместе со мной и причитать: какая я бледная, напряженная, как я нехорошо поступила, отправившись на прогулку в одиночку… Этих нежных упреков я не могла вынести и кое-как уговорила Анжелет оставить меня, сказав, что мне очень хочется спать.
Спать! Если бы я могла уснуть…
Я лежала уже около получаса, когда раздался стук в дверь. Я закрыла глаза, решив, что вернулась Анжелет, но это была не она. Пришла служанка Джинни и принесла какой-то отвар, который Анжелет приготовила для меня.
Я взглянула на Джинни. Ей был двадцать один год, и она обладала обширным опытом. В четырнадцать лет она родила ребенка и жила с ним в одной из мансард, потому что наша мать сказала, что недопустимо отрывать дитя от матери. С тех пор у Джинни было много любовников, но детей она больше не рожала. «Дурочка, — как-то сказала наша мать, — рано или поздно у нее опять будут неприятности». Но я понимала Джинни. Она не была глупой — она была безвольна.
— Госпожа Анжелет сказала, что вы должны это выпить, госпожа, — объяснила она. — Она сказала, что вы от этого заснете.
— Спасибо, Дженнет.
Она поднесла мне напиток, горячий и приятный на вкус.
— Подожди немножко, я сейчас допью.
— Хорошо, госпожа.
— А ты когда-нибудь имела дело с ведьмой, Джинни?
— О да… Я ходила к одной… когда у меня были неприятности. Хотя все равно было слишком поздно… Она ничего не могла сделать.
— Это была Дженни Кейс, не так ли? Потом ее повесили в лесу на дереве.
— Да, хозяйка. Зря они так поступили с бедной Дженни Кейс. Она всегда помогала несчастным девушкам, у которых случались неприятности, а уж как сводила бородавки — любо-дорого было посмотреть. Здорово она это делала. Бабушка, помню, говорила: «Ты, Джинни, знай, что есть колдовство черное, а есть белое», так Дженни Кейс занимается белыми.
— Ну, некоторые думали иначе.
— Конечно, всегда найдутся злые люди. Дженни Кейс умела снять сглаз. Когда мой младший брат стал заходиться от кашля, она вылечила его, подвязав ему на шею мешочек с пауками. Я не думаю, чтобы Дженни Кейс хоть кого-нибудь сглазила. Некоторые, конечно, грешат этим, и всегда найдутся люди, готовые обвинить женщину в колдовстве. Да, хозяйка, ведьмой быть опасно — хоть белой, хоть черной.
— А что случилось с Дженни Кейс?
— Ну, нашлись люди, ненавидевшие ее. Пошли разные разговоры… потом во время отела сдохла корова… да, а вслед за ней и теленок, а пастух совсем обезумел и начал орать, что это, мол, Дженни Кейс напустила порчу. Какая-то женщина сказала, что ходила за лечебными травами и видела, как Дженни Кейс в своем домике с черной кошкой у ног жарила проколотое булавками сердце вола и при этом пела:
Не бычье сердце я палю,
А Джека Перрана томлю.
И пусть покоя он не знает,
Пусть чахнет, сохнет, умирает…
А когда Джек Перран ни с того ни с сего умер во сне, люди начали шептаться. Начали припоминать случаи с другими ведьмами, о том, как во времена короля Якова на них постоянно охотились. Решили, что многие ведьмы в ту пору затаились, а сейчас опять осмелели. Ну, и договорились, что, мол, надо дать им острастку. В общем, говорили… припоминали… начали следить за Дженни Кейс… А потом в один прекрасный день пришли за ней, увели и повесили на дереве в Аллее висельников.
