Сидони-Габриель Колетт - Кошка
Колебания Алена кончились, едва ночь сомкнулась вокруг них. Он просунул свою обнажённую руку под нагую руку Камиллы. Как только он коснулся её, то словно увидел эту руку, белую, едва тронутую солнцем, опушённую нежными прилегающими к коже волосками, золотистыми ниже локтя, более бесцветными ближе к плечу…
– Какая ты холодная… – тихо молвил он. – Ты не заболела?
Она заплакала совсем тихо и с такой поспешностью, что Ален заподозрил: она заблаговременно приготовилась к слезам.
– Нет, это из-за тебя… Из-за тебя… Потому что ты не любишь меня…
Он прислонился к стене, притянул Камиллу к своему бедру. Он чувствовал, что она дрожит и холодна от плеча до колен над закатанными чулками. Она послушно прильнула к нему всей тяжестью своего тела.
– Ох-ох! Не люблю! Это что, очередная сцена ревности из-за Сахи?
Он ощутил, как сразу напряглись все мышцы опиравшегося на него тела, наливаясь силой, готовясь к новой схватке. Ален заговорил настойчиво, чувствуя, что время настало, что нечто неуловимое делает разговор своевременным:
– И это вместо того, чтобы принять, как я принял, эту прелестную зверюшку… Разве другие молодые пары не держат кошку или собаку? Может быть, ты хочешь попугая, уистити, чету голубей, собаку, чтобы и я взревновал?
Она передёрнулась, издала в знак несогласия какой-то жалобный сдавленный звук. Глядя перед собой, Ален прислушивался к своему голосу, подбадривал себя: «Ну же, ну! Еще два-три ребячества, какой-нибудь вздор, и дело пойдёт… Она как кувшин: опрокинь, если хочешь опорожнить… Ну! Ну!..»
– Может, тебе хочется львёнка, крокодильчика не старше пятидесяти лет? Нет?.. Тогда удочери Саху… Сделай над собой небольшое усилие, и ты увидишь сама…
Камилла с такой силой рванулась из его рук, что он покачнулся.
– Нет! – крикнула она. – Этого не будет никогда! Слышишь? Никогда!
Кипя от бешенства, она перевела дух и повторила уже не так громко:
– Даже и не думай! Ни за что!
«Вот оно!» – ликовал внутренне Ален.
Он втолкнул Камиллу в комнату, опустил наружную штору, зажёг плафон и затворил балконную дверь. Точно испуганная зверюшка, Камилла отскочила к двери. Ален распахнул её, предупредив:
– Но только без крика!
Он подкатил Камилле единственное кресло, уселся верхом на единственный стул подле широкой разобранной постели, застланной свежими простынями.
Задёрнутые на ночь клеёнчатые занавеси бросали зеленоватый отблеск на бледное лицо Камиллы и смявшееся белое платье.
– Стало быть, не поладим? – начал Ален. – Жуткий случай, так? Или она, или ты?
Она коротко кивнула, и он понял, что шутливый тон придётся оставить.
– Чего ты добиваешься? – возобновил он прерванную речь после краткого молчания. – Чтобы я сказал то, чего сказать не могу? Ты прекрасно понимаешь, что я не отрекусь от этой кошки. Я стал бы подлецом и перед собой, и перед ней…
– Знаю… – проронила Камилла.
– И перед тобой тоже, – докончил Ален.
– Ну, передо мной…
Камилла выставила отстраняющую руку.
– Ты тоже идёшь в счёт, – твёрдо перебил её Ален. – Получается, что тебя не устраиваю я. Саху тебе не в чем упрекнуть, кроме как в любви ко мне.
Она молча смотрела на него растерянно и нерешительно. Он почувствовал досаду, оттого что она вынуждала задавать ещё какие-то вопросы. Он думал поначалу, что короткая яростная перепалка ускорит развязку, какой бы она ни была, и с полным доверием решил положиться на сей простой способ. Однако, сорвавшись поначалу на крик, Камилла присмирела и не подлила ни капли масла в огонь. Ален решил набраться терпения:
– Скажи-ка малыш… Что? Нельзя называть тебя малышом? Скажи, если бы это была не Саха, а другая кошка, ты стала бы более терпимой?
– Конечно, – очень быстро ответила она. – Ведь ты не любил бы её так, как эту.
– Верно, – подтвердил Ален расчётливо-беспристрастно.
– Да ты и женщину не любил бы так! – продолжала Камилла, начиная горячиться.
– Тоже верно, – согласился Ален.
– Ты вообще не похож на любителей животных… Вот Патрик, тот любит их: обхватывает здоровенных псов за шею, валяет их по земле, мяукает, дразня кошек, пересвистывается с птицами…
– Ну что ж, он не из привередливых, – заметил Ален.
– Ты не такой, ты любишь Саху…
– Я никогда не скрывал это от тебя, но и не лгал, говоря, что Саха не соперница тебе…
Он умолк и опустил веки над своей тайной – тайной чистоты.
– Соперница сопернице рознь, – язвительно заметила Камилла.
Краска залила вдруг её лицо, она пошла на Алена, пьянея от внезапного гнева.
– Я видела вас! – выкрикнула она. – Когда ты ночуешь на своём диванчике. Так вот, утром, ещё затемно, я видела вас вдвоём…
Она вытянула дрожащую руку к террасе.
– Вы сидели там… и даже не слышали меня! Вот так сидели, щека к щеке!..
Она подошла к окну, отдышалась, вернулась к Алену.
– По совести, это ты должен мне сказать, есть ли у меня причины не любить эту кошку и страдать.
Ален так долго молчал, что она вновь вспылила:
– Говори же! Скажи что-нибудь! Это становится невыносимо… Чего ты ждёшь?
– Продолжения. Выскажись до конца.
Ален медленно встал, наклонился над женой и тихо спросил, указывая на балконную дверь:
– Ведь это ты, да? Ты её сбросила?
Камилла проворно отбежала за кровать, но отрицать не стала. Нечто похожее на улыбку появилось на лице Алена, когда она отпрыгнула от него, и он проговорил задумчиво:
– Ты столкнула её. Я верно почувствовал, что ты бесповоротно изменила наши отношения. Ты сбросила её… Она обломала когти, цепляясь за стену дома…
Он поник головой, мысленно представив себе эту картину.
– Да, но как ты её сбросила? Схватила за шиворот? Воспользовалась тем, что она уснула на бортике? Готовилась заранее? Она отбивалась?
Он поднял голову, посмотрел на руки Камиллы.
– Нет, царапин не видно. А как она тебя изобличила, когда я заставил тебя дотронуться до неё!.. Она была великолепна…
Отведя взгляд, он посмотрел на ночь, на звёздную пыль, на вершины трёх тополей, на которые падал свет из их окон.
– Что же, я ухожу, – кратко объявил он.
– Но послушай… Послушай… – прошептала Камилла с неистовой мольбой в голосе.
Тем не менее она не пыталась помешать ему, когда он вышел из комнаты. Он хлопал дверцами шкафов, разговаривал с кошкой в ванной. По изменившемуся звуку шагов она поняла, что Ален обулся для выхода в город, и невольно взглянула на часы. Он снова вошёл, неся Саху в пузатой корзине, с которой госпожа Бюк ходила в магазин. Наспех одетый, непричёсанный, с шейным платком, он, казалось, возвращался с любовного свидания. Слёзы подступили к глазам Камиллы, но, услышав, как в корзине заворочалась Саха, она стиснула губы.
