Лиза Бингэм - Дальняя буря
— Нет, она хочет, чтобы ты побрился и подстригся.
— Зачем это?
— Она говорит, что ты похож на хулигана.
— Я и есть хулиган.
— Но, может, она хочет, чтобы ты так не выглядел.
Дэниел улыбнулся и провел пальцем по руке Сьюзан.
— Ты набираешься опыта.
Сьюзан подпрыгнула от неожиданной ласки.
— В чем? — сдавленно переспросила она.
— В шутках. Поддразнивании. Я помню, когда на все мои вопросы и слова я получал от тебя односложные ответы «да» или «нет». Но видимо, ты этого не помнишь?
— Нет.
Он довольно рассмеялся ее односложному ответу.
Сьюзан обрадовалась. Она не помнила, когда в последний раз слышала смех Дэниела. Судя по его удивленному виду, он тоже. Возвращение в приют сослужило им обоим хорошую службу. Знакомая, непринужденная атмосфера позволила им вспомнить счастливое время, когда взрослая жизнь представлялась чем-то совсем несложным.
Сьюзан налила в таз горячей воды, принесенной из кухни, и протянула Дэниелу полотенце и бритву.
— Сначала побрейся.
— Нет.
— Что значит — нет?
Он вытянул вперед руки. Несмотря на день отдыха, они все еще дрожали. Какие большие ладони. Большие и сильные. Но они, наверное, могут быть и ласковыми, когда надо. Или когда захотят.
— Если я попытаюсь побриться, я, скорей всего, перережу себе горло. Передай Эсси, что я сделаю это завтра. Или послезавтра.
— Может, я смогу.
Дэниел переждал секунду, прежде чем ответил:
— Сможешь.
Голос у него сел, его звук отозвался в каждом уголке сознании Сьюзан.
Девушка старалась избегать взгляда серо-голубых глаз. Она без нужды поправила разложенные на подносе бритвенные и прочие принадлежности.
— Что ты так на меня смотришь? — едва слышно проговорила она.
Бессознательно она поправила свой шерстяной головной убор.
— Волосы не в порядке?
— Я несколько лет не видел их распущенными.
— А я и не ходила с непокрытой головой.
— Почему?
— Для женщины волосы часто являются предметом тщеславия.
— У тебя очень красивые волосы. Густые, шелковистые.
— Не надо.
— Что — не надо?
— Не надо этих разговоров.
Сьюзан схватила с подноса чашечку для пены и начала энергично взбивать мыльный раствор.
— Они отрежут твои волосы, Сьюзан. Она продолжала молча взбивать.
— Они оставят у тебя на голове лишь ежик волос.
Нельзя показать ему, насколько это замечание ранит ее. Волосы не должны быть предметом тщеславия, но это ее волосы. Без них она, скорее всего, почувствует себя оголенной.
— Так будет легче ухаживать за ними и за собой, — сказала Сьюзан.
Дэниел схватил ее за локоть.
— Это будет преступлением.
— Единственное преступление — это твое появление здесь. А теперь помолчи, пока я займусь тобой!
Необходимость заставить Дэниела замолчать вынудила Сьюзан шлепнуть на его лицо и подбородок пену для бритья, причем гораздо больше, чем нужно.
Дэниел заговорил было, но сразу набрал полный рот пены. Отплевавшись и выругавшись, он плотно сжал губы, откинулся назад и извлек удовольствие из того, что наблюдал, как свет лампы оживляет щеки Сьюзан. Ему нравилось заставлять девушку краснеть. Тогда ему казалось, что весь мир невинен. Жестокий мир еще не уничтожил красоту. Пока нет.
Сьюзан осторожно раскрыла бритву и поднесла ее к свету.
— По-моему, она достаточно острая.
Девушка попробовала лезвие большим пальцем и порезалась, на подушечке пальца выступила кровь. Сьюзан вскрикнула и сунула палец в рот, высасывая алые капельки. Тело Дэниела отозвалось моментально. Нет, ему не стало плохо. Из глубины сознания поднялись чувства — изначальные и примитивные. Ему оказалось достаточно лишь одного взгляда на розовый язык. Ее рот приоткрыт. Губы влажны.
Почувствовав взгляд Дэниела, Сьюзан вытащила палец изо рта.
— Что такое?
Дэниела кольнуло подозрение.
— Ты раньше так делала?
— Резала палец?
— Брила кого-нибудь.
— Последние четырнадцать лет я прожила в монастыре. Как ты думаешь?
— Проклятье! — Дэниел выхватил бритву у нее из рук. — Не прикасайся ко мне ничем острым, поняла? — приказал он. — Мне уже разок пытались перерезать горло. У меня нет желания пробовать снова.
Сьюзан улыбнулась. Беззаботная радость ее улыбки преобразила строгие черты лица, сообщив им, пожалуй, даже излишнюю для женщины привлекательность. Особенно когда женщина с головы до ног одета в черное.
— Держи зеркало, — бросил девушке Дэниел.
— Слушаюсь, сэр.
Она взяла с подноса зеркало и села на край кровати. Дэниел попытался передвинуться, но Сьюзан сама пересела, так что ее бедро прижалось к его ноге.
— Начинай. Я послежу.
Он знал, что она не подведет. Он знал, что она будет следить своими большими зелеными глазами за каждым его движением. Дэниел затрепетал даже сильнее — и не от слабости в теле.
— Выше. Держи выше.
Пока он не до конца потерял самообладание, надо сбрить четырехдневную щетину. К огромному облегчению Дэниела, Сьюзан больше не отвлекала его. А по тому, как она держала зеркало, он видел, что она следит за каждым его движением.
Но Дэниел понимал, что рано радуется.
— Больно?
Лезвие шло по подбородку снизу, и Крокер дернулся.
— Больно что?
— Бриться. Звук ужасный. Я слышу, как скрипит твоя борода, когда ты подрезаешь ее.
Дэниел взял висевшее у него на плече полотенце и промокнул подбородок.
— Нет, не больно.
— Но у тебя течет кровь!
— Пустяки. Правда.
Он отложил полотенце и продолжил.
— Сколько раз ты это делаешь?
— Делаю… что?
Почему, черт побери, он придает каждому ее вопросу явно другой смысл?
— Бреешься.
Дэниел протянул девушке бритву, чтобы она сполоснула лезвие в теплой воде. Вернувшись на свое место на кровати. Сьюзан принесла с собой тазик с водой, который поставила себе на колени, отчего ее бедро еще плотнее прижалось к ноге Дэниела. На какое-то время удовольствие от компании Дэниела, казалось, отогнало страхи прошлого. Но он боялся, что все вернется, если он осмелится дотронуться до девушки.
— Сколько раз, Дэниел? Он вернулся к ее вопросу.
— Если только моя работа не требует от меня…
— Неряшливого вида, — помогла Сьюзан.
— Неряшливого?
— Неряшливого, — подтвердила она.
— Если моя работа не требует от меня… неряшливого вида, я бреюсь каждое утро. Иногда и вечером.
— А зачем вечером?
Дэниел открыл рот, помедлил, потом снова вернулся к бритью. Как объяснить Сьюзан, что это делается для того, чтобы не поцарапать кожу какой-нибудь милашке?
