Вирджиния Спайс - Тень луны
— Месье Ланнек, — обратился Луис к ученому. — Так что вы думаете по поводу найденного? Это и есть то, что мы предполагали?
— Да. Я довольно долго очищал предмет и еще дольше исследовал его. Должно быть, это часть ювелирного изделия… Похоже, что это крепилось на ремень или служило застежкой для обуви.
— Может, оно было закреплено на щите? — предположила Жоан.
— Нет, не думаю. Вряд ли это украшение принадлежало воину. Скорее, это был богатый и знатный человек, — ответил Ланнек.
— Но оно явно перуанского происхождения? — спросил Луис.
— О, да. В этом нет сомнения. А вам удалось откопать скелет?
— Да, откопали. Теперь проблема в том, как перенести его в лагерь, не повредив.
— Я не хотела вмешиваться…
— Жоан, — перебил Ланнек, — вы не возражаете против короткой прогулки? Перед сном это полезно.
— Не уходите слишком далеко, — предупредил Луис. — Это небезопасно.
— Мы будем осторожны.
В долине царила волшебная ночь. Яркие звезды мерцали в фиолетовом небе. Полная луна приняла облик прозрачно-золотого шара. Ночные шорохи смешивались со звуками джунглей, а свет нескольких костров местами прорезал темноту.
— Извините, — тихо сказала Жоан.
— За что?
— Я не хотела создавать проблемы.
— Вы этого и не делали, но Луису трудно понять вас. И потом он все-таки принял ваше предложение. Может, не с той благодарностью, с какой следовало бы… но все же принял.
— Он упрям, — сказала Жоан. — Но ему от меня не отделаться.
— Не отделаться от вас? — удивился Виктор.
— Мы заключили пари.
— Что еще за пари?
Жоан рассказала, о чем они договорились с Луисом.
— Вам будет трудно! Я не хочу, чтобы он обращался с вами, как со своими рабочими, и положу этому конец.
— Не надо. Я не боюсь работы. Мне важно изменить отношение Луиса — признать, что я знаю свое дело.
— Моя дочь, — улыбнулся Ланнек. — Мой маленький борец!
Жоан в ответ улыбнулась. Некоторое время они шли молча, но это молчание не было тягостным.
— Необычайное ощущение. — Первым нарушил молчание Ланнек.
— Что именно?
— Все еще не могу поверить, что разговариваю со своей дочерью.
Ланнек и Жоан не заметили подошедшего Луиса. Он подошел и произнес сдержанно, вполголоса:
— Прошу прощения. Уже поздно. Завтра много работы. Нам всем необходимо отдохнуть, месье Ланнек.
— Да, сейчас постель — лучшее место. Я не молод, а день был трудным.
Ученый поцеловал Жоан в щеку.
— Спокойной ночи. Хороших сновидений.
— Спокойной ночи.
Ланнек ушел. Молодые люди молча посмотрели друг на друга. Оба не знали, с чего начать разговор.
— Вы устали? — спросил Луис.
— Устала, — ответила она осторожно. — Но ночь так прекрасна, что думаешь не о снах, а совсем о другом.
— Да? О чем же?
— Вам я не скажу.
Он пожал плечами. Это был жест равнодушия, но ему очень хотелось поговорить с девушкой.
— Значит, вам нравится здесь?
— Очень.
— Я вас понимаю, — Луис подошел ближе. — Когда я впервые попал сюда, то был ошеломлен. До сих пор удивляюсь красоте здешних мест.
Луис почти касался плеча Жоан. Немного помолчав, он сказал:
— Вы можете жить в моем доме.
— Будет ли это удобно?
— Меня вы не стесните, — ответил Луис.
— Я не о том. Не представляю, как буду ездить туда и обратно каждый день. Лучше останусь в лагере. Завтра снова буду работать, — сказала девушка.
— Вы намерены продолжить работу?
— Конечно. Вы найдете нечто ценное, Луис, а я хочу быть свидетелем открытия.
— Вы, — осторожно начал археолог, — необыкновенная женщина. Я таких еще не встречал.
— Правда? И чем же я необыкновенна? Только тем, что работа, которую вы считаете мужской, доставляет мне удовольствие? Почему вы считаете, что у вас есть право заниматься раскопками, а у меня нет?
В лунном свете ее волосы отливали серебром, глаза блестели. Она была необыкновенно красива в эти минуты. Луис ощутил, как от волнения заколотилось сердце, и испугался, безумно испугался. Он попытался подавить внезапно нахлынувшие чувства, не желая нарушать прежнего, спокойного течения своей жизни.
Давайте вернемся в лагерь, — сказал он резко. — Идемте. Солнце встает рано.
— Солнце? — недоуменно спросила Жоан.
— Мы встаем вместе с ним.
— Вы думаете испугать меня?
Луис снова характерно пожал плечами. В лагере было тихо. Все рабочие давно спали.
Девушка повернулась и исчезла в темноте палатки. Здесь едва можно было разглядеть раскладушку и рядом с ней — маленький столик. В подвешенной к потолку лампе горел слабый огонек. Жоан сделала его ярче. Стало светлее. Это перед Луисом она храбрилась. На самом деле, она устала, жутко устала. В полусне Жоан начала раздеваться.
Луис отошел недалеко. Его мысли были о Жоан. Он оглянулся и остановился, пораженный, посреди притихшего ночного лагеря. В мягком желтоватом свете была отчетливо видна фигура Жоан. Она медленно снимала одежду.
Молодой француз почувствовал стыд оттого, что подсматривал, но не мог отвести глаз. Девушка подняла руки, чтобы распустить волосы. Каскад локонов упал вдоль спины, рассыпавшись по плечам и груди. И было в этом простом жесте столько красоты и грации, столько врожденного изящества, что Луис стоял зачарованный, не смея пошевелиться.
В ее тонких и плавных очертаниях он почувствовал такую хрупкость и беззащитность, что сердце его защемило, и он едва не расплакался.
«Господи, господи, — молился он. — Дай мне прикоснуться к этой красоте и защитить ее».
Жоан протянула руку и потушила свет. Все погрузилось во тьму. Луис отправился в свою палатку, лег на раскладушку, но уснуть не мог. Перед глазами стояла Жоан: волнующая, желанная, беззащитная.
К концу третьей недели Жоан решила поговорить с Луисом о том, что уже выполнила все условия договора. Разговор произошел во время завтрака. За ними следила не одна пара заинтересованных глаз.
— Я хочу работать сегодня с вами, — начала Жоан.
— Со мной? — в голосе Луиса слышалось притворное удивление.
— Не говорите, что вы не сдержите своего слова. Какое разочарование! Я ожидала от вас большего, — ответила девушка.
— Я помню о договоре, — ответил Перье. — Не стоит спешить. Сегодня я собираюсь спуститься в шахту. Будет не слишком разумно…
Он не договорил, наткнувшись на жесткий взгляд прищуренных глаз Жоан. Луис вздохнул, поняв, что теперь его черед выполнять условия пари.
— Хорошо, — неохотно согласился он. — Но учтите, что в шахте темно, тесно и грязно.
