Милли Крисуэлл - Неограненный алмаз
– Бог мой, совсем нет! – энергично возразила Сара. – Это касается Полли.
– Полли? А что с ней? Вы не поладили? Пруденс поселила девушку в одной комнате с Сарой. Маленькой, растерянной, оторванной от близких Полли требовалось присутствие рядом зрелого человека, и Сара, отзывчивая и добрая, вся излучающая материнство, подходила для этой роли лучше всех.
Сара отрицательно покачала головой:
– Да нет. Мы ладим прекрасно.
– Тогда в чем дело?
– Я не совсем в этом уверена, но мне кажется, что Полли вовсе не беременна.
Зеленые глаза Пруденс от изумления стали круглыми:
– Не беременна? Но зачем же тогда она сюда приехала? Она же так сильно переживает, что разлучена с родителями!
– Думаю, Полли просто убедила себя, что у нее будет ребенок. Медицине известны такие случаи.
Пруденс задумчиво кивнула:
– Да, я читала об этом в журналах.
Такое случалось с женщинами, которые либо очень хотели иметь ребенка, либо крайне этого боялись. При этом они испытывали такие же ощущения, что и при реальной беременности, и только при гипнозе или во сне эти симптомы пропадали.
– Меня удивляет, что она выглядит так же, как и шесть недель назад, когда приехала сюда. А когда она засыпает, ее живот становится плоским, как пирог. Все это очень странно.
– Думаю, мне следует осмотреть ее. Но она очень застенчива, и мне не хотелось бы ее смущать. Я знаю, что Полли сильно привязалась к ребенку Мэри, и если твоя догадка правильна, она может расстроиться.
– Тогда мы должны подождать еще несколько недель, – решила Сара. – Полли здесь достаточно хорошо, да и Уиллу тоже, особенно с тех пор, как появился мистер Питерс.
«Следует к тому же подумать, как к этой новости может отнестись Уилл», – подумала Пруденс.
В это время дверь распахнулась, и на кухне появились промокшие и раскрасневшиеся от холода Луанн и Полли.
– Пошел снег, – объявили они, стряхивая воду с плащей.
«Еще и снег пошел», – мрачно отметила про себя Пруденс. Неприятности, как правило, не приходят в одиночку. Пока они еще не очень серьезные – значит, самая большая впереди.
Брок с тревогой взглянул на настенные часы магазина Миллера, а затем – в окно. Куда запропастился Уилл? Он велел парню вернуться к четырем часам, но тот не появился и в половине пятого.
– Вы будете платить наличными, мистер Питерс? – поинтересовался солидный владелец магазина, укладывая в заполненный табаком, мукой и зубным порошком ящик банки с персиками. – Мы не любим продавать товар в кредит.
– Не беспокойтесь, мистер Миллер, – ответил ему Брок, – я заплачу наличными.
Владелец на миг замер.
– Вот как? Вы – друг мисс Даниелс или как? Его улыбочка была слишком слащавой, чтобы Брок сдержался. Он взял владельца магазина за ворот рубахи.
– Мне не нравятся ваши расспросы. Я уже говорил вам, что я – управляющий мисс Даниелс. Если вы будете проявлять любопытство, я надену этот ящик вам на голову. Надеюсь, теперь вы все правильно расслышали?
Перепуганный Миллер поспешно кивнул. Он видел, что этот человек сделал с Фрэнком Фитцсиммонсом, к тому же владельцу магазина всегда есть что терять.
– Да, сэр... мистер Питерс. Вы меня неправильно поняли. Мисс Даниелс – прекрасная женщина. Я всегда предоставлял кредит ее отцу, когда тот был жив.
Оттолкнув его, Брок разжал руку.
– Если это правда, то почему вы так к ней относитесь? Почему в этом городе все ее ненавидят?
– Мы не любим не Пруденс, а то, что она держит на ранчо этих женщин. Это не нравится городским дамам. Они находят это безнравственным. Кроме того, священник запретил общаться с этими грешницами.
Брок подумал, что ему стоит еще раз поговорить со священником.
– А нравственно преследовать женщин, попавших в беду? – Тут он бросил взгляд на часы. Черт побери! Где же запропастился Уилл?
Он подошел к окну и вгляделся в темнеющее небо. Сумерки опустятся совсем скоро, и им следует отбыть немедленно.
Звякнул звонок. Брок обернулся и, к своему большому облегчению, увидел Уилла. Однако тут же нахмурился – под обоими глазами Уилла темнели синяки; из верхней губы сочилась кровь. Было ясно, что он с кем-то подрался. Но с кем? Как считал Брок, знакомых в городе у паренька не было.
Брок достал из заднего кармана носовой платок и протянул Уиллу.
– Как ты, парень?
Уилл прижал платок к губам:
– Знаю, что вы в это не поверите, мистер Питерс, но я победил.
В его словах было столько неподдельной гордости, что Миллер рассмеялся; его брюхо при этом заколыхалось.
– Могу представить, приятель, как выглядит проигравший.
Уилл улыбнулся разбитыми губами, но тут же скривился и облизнул их.
– Я встретил Бобби Фитцсиммонса в конюшне, куда относил пояса и перчатки, как вы просили, мистер Питерс.
Брок положил руку на его плечо. Эту победу он воспринял почти как свою:
– Как все произошло?
– Фитцсиммонс рассказывал о Мэри, как он добился успеха. Для него это было развлечением.
Называл ее дурой за то, что она решила, будто он мог в нее влюбиться – в грязную дочку пьяного фермера. Все смеялись, когда он рассказывал. – Глаза Уилла вспыхнули гневом. – Я ему вмазал как следует, мистер Питерс. Возможно, сломал ему нос... По крайней мере надеюсь на это.
Брок дружески толкнул Уилла кулаком в плечо.
– Отлично сработано, Уилл. Я тобой горжусь. А теперь едем домой. Нас ждет ужин.
Но ужин к этому времени давно закончился, и все отправились отдыхать, кроме Пруденс, которая в тревоге расхаживала по красному половику в прихожей.
– Где же они? – воскликнула она в сотый раз. Посмотрев на каминные часы, Пруденс подошла к окну и вгляделась во тьму.
Но за стеной дождя не было видно ничего. Разочарованно вздохнув, Пруденс повернулась к камину и протянула к нему замерзшие руки.
Может быть, все ее тревоги напрасны и Брок лежит сейчас в теплой мягкой постели, шепча кому-нибудь «моя голубка». Может, то же делает и Уилл. Она слышала, как Брок говорил Шорти, что из Уилла надо сделать настоящего мужчину. Нетрудно понять, что он имел в виду.
Она нахмурилась: что она так волнуется? Вряд ли эти двое сейчас испытывают такое же беспокойство. Однако свою тревогу Пруденс никак не могла отогнать.
Сильная привязанность приводит к сильной боли, часто говорила она своим подопечным, стремясь убедить их быть сдержанными в отношениях с мужчинами. Клэр привязалась всем сердцем. Она любила. И она умерла. Пруденс не собиралась этого забывать. Каким бы обворожительным, добрым и обходительным ей кто-либо ни казался. Как бы ни захватывала ее сердце чья-то улыбка. Как бы ни действовал на ее волю чей-то мелодичный смех. И как бы присутствие другого человека ни рождало страстное желание того, что недостижимо, – вечной любви.
