Мишель Моран - Избранница Наполеона
— Нет, конечно, но я бы нашла тебе лучшего из докторов.
Он нежно берет мою руку и легонько сжимает.
— Ты хорошая сестра, Паолетта.
Я оборачиваюсь на сундуки, забитые плащами на лебяжьем пуху и сиреневыми сорочками, и меня охватывает непереносимая зависть. В этих нарядах я смотрелась бы куда лучше любой габсбургской принцессы. Какой смысл щеголять в бордовом шелку, если ты толстая, как сосиска, и переваливаешься как утка?
— Говорят, она толстуха, — произношу я, отлично зная, как он ненавидит толстых женщин. И высоких тоже.
— Кто это говорит? — негодует он. В его голосе слышится нервозность, на которую я отвечаю безразличием.
— Да никто. — Я пожимаю плечами. — Это и из портрета видно.
Причем мы все это видели. На картине она восседает в центре тронного зала на возвышении — ни дать ни взять — образ Богоматери.
— Полагаю, мы скоро это узнаем. — Я встаю. — По крайней мере, Каролина. Поль говорит, ты посылаешь ее в Компьень, потому что она королева?
— Этого требует протокол. И не вздумай оскорблять мою жену, когда она приедет! — Он поднимается. — Она габсбургская принцесса!
— Иначе что? Вышлешь меня?
Он хватает меня за локоть. Внезапно он оказывается так близко, что я чувствую вожделение у него в штанах.
— Ты будешь вести себя хорошо! — грозит он сквозь зубы. — В церкви, на каждом торжестве и даже в родильной комнате, когда она будет рожать мне сына. Игры закончены!
Я выдергиваю руку. Но глаза его черны от гнева, и я пугаюсь, что переборщила. Он и за меньшее отправлял людей на смерть. Нет, он не убивает сам. Он посылает их на войну, туда, где идет самое кровавое сражение, а когда они не возвращаются, он произносит пышные речи и расточает фальшивое сожаление. Я похожим образом устраняла надоевших возлюбленных.
— А это что такое? — быстро говорю я, переключая его внимание на вылепленный из глины миниатюрный макет города у него на столе.
— Это улицы Парижа, — раздраженно бросает он. — Я велел Меневалю его подготовить. — Точно так же на свою коронацию он поручил Меневалю заказать шесть макетов, каждый — высотой с мою ладонь. Мой брат ничего не оставляет на волю случая. Лучше ему дорогу не переходить, но человек, способный распланировать свадьбу по принципу военной кампании, заслуживает восхищения.
Я наклоняюсь к макету нашего города. Путь к Лувру обозначен шнуром: на будущей неделе, первого апреля, свадебная процессия проследует под недостроенной Триумфальной аркой Наполеона, вниз по Елисейским полям и через сад Тюильри. Я уже выбрала себе платье для такого случая. Желтый атлас и тюль, а муфта — из заячьего меха.
— Как тебе луврская часовня? — спрашивает брат. — Я приказал ее подновить.
Да, и даже в миниатюрном изображении видно, насколько она прекрасна. Я думаю о том, как молодо буду выглядеть в мягком свете нефа, освещенная со всех сторон серебристым светом витражей.
— Чудесная!
Тут я замечаю, что Меневаль нашел занятные фигурки, изображающие тех, кто будет присутствовать. Вот Наполеон, он в черном с красным, в треуголке и черных сапогах до колен. А вот Мария-Луиза, волосы у нее сделаны из старой соломы. Я на макете одета в чисто-белое платье, и кто-то не забыл даже про мое колье с камеей. Я стою позади невесты, и хотя меня так и подмывает сказать, что в жизни она будет выше ростом и нескладнее, я сдерживаюсь.
У брата напрягаются плечи.
— Полина, мне нужен наследник.
Поль говорил мне, что он назвал ее плодовитой как крольчиха.
— А что если она окажется бесплодной?
Он поворачивается ко мне, в его глазах — бешенство.
— Почему ты это говоришь?
— Потому что так случается. Иногда.
— Со мной такого не случится.
— Ну, если она не сумеет родить тебе сына, ты всегда сможешь ее выгнать, — говорю я. — И найдешь себе другую. — Только это уже буду не я. Для меня деторождение уже в прошлом. Так мне сказали врачи после рождения моего сына. Так что, если не Мария-Луиза, то кто-то другой. Не я.
— Она родит мне наследника! — убежденно заявляет брат. Я киваю. Он, должно быть, прав. Тогда может случиться, что она ему наскучит — как наскучила Жозефина, которой — вот прелесть! — по приезде Марии-Луизы велено выметаться из Парижа и отправляться в Наваррский замок[6]. Прессе запретили даже упоминать ее имя. Подумать только, перебраться в Нормандию! Жить так далеко на севере — все равно что не жить вовсе.
— Я хочу, чтобы вы с моей новой женой подружились, — говорит брат.
— О, я уверена, мы близко сойдемся.
Он косится в мою сторону.
— Полина, ты не станешь ее травить! Ты не будешь вести себя так, как с Жозефиной.
— Твоя старая кошелка вечно лгала.
— А Мария-Луиза — принцесса. Настоящая принцесса! В ней течет кровь восьмисотлетней династии Габсбургов. И если мне придется выбирать между нею и тобой, — предупреждает он, — то я выберу ее.
Глава 9. Поль Моро
«С Каролиной мне всегда приходилось вести сражение».
Наполеон о своей сестре КаролинеБраунау-на-Инне, Австрия
Кучер говорит, через час мы доедем до австрийской границы. Если он лжет, я рискну выйти под проливной дождь и пешком двинусь к Браунау, лишь бы не слушать больше сетований королевы Каролины. Да, поездка была невыносимой. Да, дорога выдалась ухабистая. Но лошадям еще тяжелее. Им-то пришлось большую часть пути из Парижа проделать чуть ли не вплавь по снежной каше и грязи.
Император приказал доставить принцессу к нему не позднее двадцать восьмого марта. Но как многое из того, чего хочет император, это приказание практически невыполнимо. Чтобы его выполнить, надо почти восемь дней гнать лошадей в дождь и слякоть с одной-единственной остановкой, после которой опять гнать их до глубокой ночи.
У всех отвратительное настроение, особенно у женщин, которые к подобным путешествиям непривычны. Но только королева Каролина считает необходимым выражать свое недовольство вслух.
— Понять не могу, как австрийцы умудряются изо дня в день есть свои клецки! — ворчит она. — Можете себе это представить? Что же тогда удивляться, что они все такие толстые!
— Вот и отец так же говорит, — отзывается Колетт. Из семи фрейлин, участвующих в поездке, она у королевы любимая, — семнадцатилетняя девица, выросшая в сельском шато и привезенная ко двору за образованием. Ну и образование она здесь получит! Я еще не видел в Париже платья с таким глубоким декольте или туфелек на таких высоченных каблуках.
