Кэндис Кэмп - Роковая любовь
— Пошел вон, пошел к черту, Шэффер! Я презираю тебя и всех твоих чудовищ-янки! — так некогда кричала его мать на отца. Как они были сейчас похожи — его мать и Энэлайз!?!
— Южная сука! — грубо выругался Марк на Энэлайз, стремительно бросившись вниз по лестнице, и выбежал из дома.
Потрясенная случившимся, Энэлайз медленно осела на ступеньки лестницы. Ее ноги будто бы налились свинцом, а сама она вся дрожала. Все свои силы она потратила на то, чтобы не уступить ему, и теперь чувствовала себя совершенно разбитой и опустошенной, Она прислонилась своей головой к перилам лестницы и разрыдалась.
Марк шагал по улице с сердитым выражением лица. Все его чувства смешались. Он надеялся на то, что она выслушает его, что поймет его, но не представлял, что она могла быть такой глупой, какой он увидел ее сейчас. Южная красавица, такая же, как и все остальные! Как его мать… Она даже отказалась выслушать его объяснения. Она заранее признала его виновным. Вот, значит, какая это была любовь с ее стороны. Она не верила ни одному его слову, а верила тому худшему, что говорили о нем. Она даже не захотела понять, какими принципами ему пришлось руководствоваться. Нет, она только беспокоилась о себе, о том, что была затронута ее гордость, и поэтому была несчастлива. И ничего уже с этим нельзя было поделать.
Но, черт побери, он все равно любил ее! Ни его боль, ни его гнев не могли побороть этого чувства. Как только он видел ее, он сразу испытывал к ней жгучую страсть. Несмотря на то, что все так произошло, он все так же страстно желал ее. Но было очевидно, что она не разделяет его чувств. О Боже! Как ему все это пережить! Он остановился. Память навязчиво возвращала ему черты ее лица, ее вороные волосы, ее мелодичный голос, теплоту и нежность ее губ.
«Что ж, — сказал он себе, — я докажу, что могу прожить и без нее», — и взял курс на таверны и публичные дома Квартала[23].
Он попробует там унять свою боль и найти утешение в бутылке вина и в любви доступных женщин.
Унимал он свою боль таким образом три дня. Только преданность его солдат, лгавших начальству, пока он утешался в публичных домах, помогла ему сберечь новый, только что заработанный чин.
Наконец, сделав над собой большое усилие, он вырвался из безудержного кутежа и вернулся в часть. Его голова трещала по швам, во рту жгло, как от огня; он был чуть жив от любовного марафона, который он себе устроил, но… но Энэлайз так и не улетучилась из его памяти. Отвергнутая любовь, которую она вызвала, обратилась болью, гневом и постоянно преследовала его в мыслях.
На часть северной армии, в которой служил Марк, возлагалась оккупация Нового Орлеана. Марку совсем не улыбалось воевать против женщин, детей и стариков, составлявших на сегодня население города. Более того, он хотел как можно быстрее покинуть город, где все было связано с воспоминаниями об Энэлайз. Марк знал, что больше ему не вынести такого испытания, и подал рапорт о переводе в другое место, подальше от Нового Орлеана.
Но просьбу его генерал Бутлер отклонил. Учитывая, что в жилах Марка наполовину течет «южная кровь», генерал решил, что Шэфферу будет легче обращаться с этими упрямыми новоорлеанцами. Итак, он вынужден был остаться здесь как каторжник, осужденный на пытки. От этой мысли Марк с каждым днем становился все более раздражительным и вспыльчивым.
После встречи с Марком, Энэлайз никак не могла прийти в себя. Заперевшись в комнате, она раз за разом прокручивала в памяти ту последнюю встречу, думала о ней и проклинала ее.
Как пусто стало у нее на душе теперь, когда все закончилось! Она ненавидела его и хотела сделать ему так же больно, как сделал это он ей. Она проклинала его на чем свет стоит, но от этого ей лучше не становилось. Более того, она с удовольствием вспоминала о том, как горели его глаза страстью.
Но потом, после ее крика, его глаза стали глазами тигра, загнанного в угол, — опасными, хищными и мстительными. Она раздразнила его, но от этого ей не стало лучше. Ее желания и ее воля не совпадали — она по-прежнему хотела видеть его, чувствовать прикосновение его теплых губ, слышать его голос. Она видела, что его любовь и страсть к ней были неподдельны. И после того, как он поцеловал ее, убедилась, что она испытывает такие же ответные чувства. Неужели она обречена на то, чтобы тосковать при одном воспоминании о нем. Она больше не могла выносить пытки любовью.
Неужели эта страсть никогда не покинет ее? Но самым ужасным было то, что она не могла эти чувства контролировать. В его руках она становилась мягкой, податливой глиной или таяла как воск. Энэлайз опасалась только одного — если он вернется, то она не устоит и на этот раз — отдастся ему, и тогда он будет делать с ней все, что ему вздумается. Он совершенно спокойно сможет поставить ее на колени, подчинить ее своей воле, а ее коварное сердце и тело будут ему помогать.
Итак, все еще любя его, все ненавидя его и опасаясь, она в глубине своей души тайно надеялась на его очередной визит. И когда визита не последовало, она разозлилась. Вот чего стоили его заклинания о любви, его настойчивое желание жениться. И, конечно, он одержал победу над ней.
Для Энэлайз стало очевидно, что все его слова были и на этот раз фальшью, а он в очередной раз пытался убедить ее в обратном. И зачем он признался ей в любви и просил ее руки! Без сомнения, это был очередной трюк. Надо было смотреть правде в глаза — теперь она не была девушкой из состоятельной семьи, той девушкой, у которой было море поклонников.
Теперь она была женщиной, одетой в поношенное платье, и Марк Шэффер, он же Клэй Феррис, отверг ее и ее любовь.
Энэлайз попыталась начать новую жизнь и выбросить его из своей памяти, но это было сделать довольно-таки трудно. Как большинство жителей города, она не считала себя побежденной и не признавала власть оккупационных войск. Для жителей Нового Орлеана было оскорбительным идти по знакомым улицам и видеть одетых в голубую форму солдат, которые прогуливались или, развалясь, сидели на улицах. Они тоже были подавлены зрелищем американского флага, развевающегося на здании городской ратуши. Но хуже всего было то, что янки были грубы и не проявляли ни малейшего уважения по отношению к леди и обращались к ним и с ними как с вульгарными женщинами.
Если леди шла по улице, то солдаты-янки обязательно пялили на нее глаза и давали оскорбительные оценки. Часто они освистывали ее, но гораздо чаще начинали заискивать перед ней и просили разделить их одиночество.
Молниеносно по городу распространялись слухи о столкновениях с солдатами. Энэлайз считала, что большинство таких инцидентов происходит из-за негодования жителей города на янки; дамы Нового Орлеана считали, что большинство солдат-янки только и мечтали, чтобы их изнасиловать, но Энэлайз сильно сомневалась в этом. Хотя она и не разделяла мнения новоорлеанских дам, но все же однажды попала в ситуацию, когда ее грубо оскорбили.
