Кристина Дорсей - Море соблазна
– Отдайте!
– Что ты делаешь с саквояжем мисс Уэнтворт, Дивон? – указала старуха кончиком трости на злосчастный багаж.
– Всего лишь учтиво держу его, ба.
– Не надо мне лгать, мальчик. Ты этого никогда не умел. – Оскорбленно улыбнувшись, старуха важно прошествовала обратно к креслу.
– Как? Разве вы не заставите его отдать мне мой саквояж?! – Фелисити окончательно разъярилась.
– Да он и не намерен его держать. – Эвелин нетерпеливо махнула рукой, приказывая им сесть. Фелисити поняла, что перед тем, как уйти из этого сумасшедшего дома, ей придется вынести все, что бы ни придумали старая ведьма и ее хамоватый внучок. О, почему же она сразу, сломя голову, не бросилась вон из этого проклятого места?!
– Так-то лучше. – Эвелин снова склонилась над тростью. – А теперь поведайте мне добром, куда вы направляетесь.
Фелисити перевела дыхание, понимая, что нет никакого толку объяснять этой парочке свою непричастность к определенной женской профессии, в занятии которой и бабка, и внук, видимо, недвусмысленно ее подозревали, и потому решила говорить почти правду.
– Я направляюсь в Магнолию-Хилл, чтобы забрать троих детей. Детей-рабов. Я выкуплю их и увезу с собой в… Ричмонд.
– Она обещала это своей дорогой кормилице, которая умирает… или уже умерла? Что из этого всего правда, мисс Уэнтворт?
Фелисити в ответ лишь презрительно окинула его взглядом.
– Замолчи, Дивон, пусть девушка закончит.
Дивон отодвинулся, скрестил демонстративно руки и приготовился смотреть очередное представление в исполнении очаровательной мисс Уэнтворт. И он не разочаровался. Ее синие глаза потемнели от гнева так, что стали напоминать только что освеженный дождем барвинок; потом девушка отвернулась и сосредоточила все усилия на уверении в своей искренности нахмуренной старушки. Речь ее, потеряв протяжность, приобрела медлительность прибрежной волны и нежность жасмина, перемешанного с медом.
– Он сказал правду. Кормилица умирает, и я обещала ей найти детей и вернуть их.
– Но разве вам никто не говорил, что война распространяется и на детей?
– Конечно… но… – Что оставалось ей сказать? То, что в Нью-Йорке эта война казалась далекой и романтичной? Что она сама не имела о войне никакого понятия, кроме представлений о красивых сражениях с развернутыми знаменами? Все это было бы совершенно бессмысленно. Фелисити вынула платок и тихо заплакала. – Я обещала… Обещала…
– Да ради Бога! Прекратите же снова ломать комедию!
– Это правда!
Дивон отмахнулся и с возмущением обернулся к бабке.
– Только что вы спрашивали меня о моих отношениях с этой особой. Так вот, именно она – причина моего подбитого глаза. Как дурак я бросился спасать эту красотку, еще вчера носившую вдовий траур!
– Это не имеет никакого отношения к моей поездке в Магнолию-Хилл, – Фелисити встала. – А теперь простите меня, но мне уже давно пора быть в пути. – Потянувшись к саквояжу, девушка с негодованием и ужасом увидела, что несносный внук уже успел открыть его, дабы действительно удостовериться, что она не украла их канделябры и вилки. Боже! Фелисити выдернула саквояж у него из-под носа и захлопнула замочек. Будь проклят этот наглец и хам вместе со своей старой каргой! Больше они ей не нужны! Эти Блэкстоуны и так стоили ей целого дня задержки и пусть скажут спасибо, что она и вправду не стащила у них фамильные драгоценности.
Высоко задрав подбородок, Фелисити зашагала к выходу из гостиной, настроенная уйти, чего бы ей это ни стоило. Она уйдет, если только Эвелин Блэкстоун не произнесет единственную вещь, способную поколебать ее уверенность…
– Почему же ты не хочешь отвезти ее в Магнолию-Хилл, Дивон?
– Что?! – Дивон вскочил и в изумлении посмотрел на бабку.
Фелисити стояла у двери, стараясь не дышать. – Черт! Неужели и вы впали в маразм?!
– Не советую говорить со мной таким образом, Дивон.
– Я…
– Знаю! Знаю! Проклянете! Отречетесь! Пустите по миру! Но все это только цветочки по сравнению с моим появлением в Порт-Ройяле!
– Я была о тебе лучшего мнения, Дивон.
– Порт-Ройял кишит северянами!
– Не больше, чем Атлантика, но это, кажется, тебя еще ни разу не останавливало.
– Она лжет! Лжет же, ба! – тихо произнес Дивон, глядя бабке прямо в глаза.
– Конечно, лжет, – Эвелин повернулась к двери, где стояла Фелисити, готовая возразить в любую минуту. – Но ведь это еще не значит, что у нее нет вполне законной причины добраться до Порт-Ройяла. К тому же, эта поездка даст тебе возможность побывать в Ройял-Оук и посмотреть, как там обстоят дела.
Дивон откинул со лба непокорную прядь и помрачнел.
– Ройял-Оук я навещу и так. Но один. Один, слышите! А мисс Уэнтворт я могу проводить лишь до станции, дабы посадить в поезд и отправить в Ричмонд или еще дальше на Север. – Он обернулся, чтобы проверить впечатление от последних слов, но Рыженькой в комнате уже не было.
Фелисити припустила по мощенной кирпичом улице, не забывая все же время от времени оглядываться назад.
Погони не было.
– Слава тебе, Господи! – прошептала она, сворачивая за угол Брод-стрит. Она не нуждается теперь в ничьей помощи и, что значительно важнее, не желает ее.
Разумеется, было бы замечательно спихнуть все дорожные хлопоты на кого-нибудь другого – но только не на Дивона Блэкстоуна. А, кроме того, поскольку Магнолия-Хилл занята северянами, ей и вообще беспокоиться не о чем.
Чарлстон-отель был полон народа, хотя и не в такой степени, как в прошлый приезд сюда Фелисити. Сняв номер без всяких проблем, девушка, наконец, смогла спокойно отдохнуть, и сон ее беспокоили лишь насмешливая улыбка да сладкие поцелуи, от которых она, в конце концов, и проснулась. Увидев, что солнце еще не поднялось, она взбила подушку и с превеликим удовольствием представила себе красивое лицо Дивона Блэкстоуна, но с еще большим – его переломанные ребра.
На рассвете Фелисити встала, облачилась в зеленое уродливое платье и быстро докончила остальной нехитрый туалет. Затем на всякий случай все-таки проверила содержимое саквояжа, дабы удостовериться, что золотые монеты никуда не исчезли, натянула на пальчики почти детские перчатки, завязала потуже атласные ленты чепчика и спустилась в гостиничный вестибюль.
Заказать повозку также оказалось делом нетрудным. Дав мальчику-конюшему несколько лишних монеток, чтобы он задал лошадям овса получше, и, купив на рыночной площади у негритянки с приятной улыбкой фруктов и хлеба, Фелисити, переполненная самодовольством, отправилась к югу от Чарлстона.
Дивону был знаком каждый поворот и выбоина той дороги, что, следуя за извилистой речкой, тянулась на юг. Всю свою жизнь, начиная с туманного младенческого возраста, он катался по ней то на север – к Чарлстону, то на юг – к Ройял-Оук, и потому его совсем не раздражала монотонность обсаженной соснами дороги, сами сосны, покрытые вековыми мхами, и кружащие над головой краснохвостые ястребы. Спокойно смотрел он на этот пейзаж и сейчас, хотя мирная картина и радость путешествия могли быть в любой миг нарушены жестоким вмешательством врага.
