Дебора Симмонс - Рыцарь
Сделав глубокий вдох, она попыталась восстановить самообладание, которое так хорошо она могла сохранять в последние годы, но более она не находила в себе сил искать его. Неспособная находиться среди людей, которых она всегда считала своими родными, Женевьева скрылась в своих покоях, приказав не беспокоить ее. Так что нечего было удивляться тому, что она чувствовала себя одинокой? Но в ту минуту когда она попыталась убедить себя в этом, Женевьева ясно поняла, что тоскует она не по Алисе и не по любому другому жителю Брандета.
Она не могла понять возвращение этого старого, знакомого чувства — тоски по Бэрену, хотя в этот раз она сама хотела, чтобы он уехал по своим делам, оставив ее, и дал возможность самой управлять владениями отца. Но теперь ее владения не казались ей столь же важными как когда-то. Да, Брандет был все так же важен для нее, но без отца, у нее не было никого, кого бы она любила, о ком бы заботилась, к кому бы испытывала нежность. Если бы у нее была своя собственная семья. Но было уже слишком поздно, чтобы это стало явью, с горечью подумала Женевьева, если только семя Бэрена уже не пустило корни в ее чреве.
Осторожно она коснулась своего живота, против воли надеясь на то, что она может ждать от него ребенка, и щеки ее снова обрели цвет, так как эта мысль привнесла немного радости в ее отчаянье. Но что же тогда? Будет ли она растить ребенка одна? Сердце Женевьевы забилось отрицая саму эту мысль, но был ли у нее выбор?
А если не было никакого ребенка?
Внезапно Женевьева поняла. Что у нее нет никаких сил думать о долгих, одиноких годах, которые ждали ее впереди, это настолько отличалось от того, что она представляла себе, рассчитав всё с позиции холодного рассудка. Она считала себя независимой, не нуждающейся ни в ком, не говоря уже о мужчине, который бы ей приказывал что делать. Она вызвала Бэрена в отчаянном усилии спасти свои земли и тот образ жизни, который был ей знаком. По крайней мере, так она сказала самой себе. Теперь же Женевьева задавалась вопросом: а было ли это единственной причиной.
Возможно, вне себя от горя из-за смерти отца, она потянулась к единственному человеку, которого, кроме отца, она когда-либо любила. И он приехал, поначалу неохотно, но после добровольно согласился взять ее в жены. И все же вместо того, чтобы ухватиться за этот шанс стать счастливой, Женевьева отвернулась от него, побоявшись вновь рискнуть своим сердцем.
Или таким образом она пыталась убедить себя. Прижав руку ко рту, Женевьева издала мучительный стон, признав, наконец, правду. Несмотря на все ее старания и клятвы, сердце ее уже было занято. Это произошло тогда, когда она впервые увидела Бэрена, мальчишкой, и ни годы, ни расстояние, что разделяло их, не смогли уменьшить ее чувств.
— Вы в порядке, миледи? — звук голоса заставил ее резко обернуться, поскольку погрузившись в свои мысли, она не услышала, как кто-то вошел в комнату. В течение одного сумасшедшего момента ей показалось, что это Бэрен — предмет ее мечтаний, но это был всего лишь один из рыцарей-стражников, который охранял ее.
Раздраженная вторжением, Женевьева выпрямилась и постаралась вернуть себе равновесие, хотя она знала, что глаза ее ещё блестели от слез.
— Что вы хотите, сэр Криспин? — спросила она, когда узнала старого рыцаря. Он никогда не питал особой любви к тем, кто был рожден в позоре, кто искал лучшего в его ремесле — рыцарстве, таких как Бэрен, и Женевьева задавалась вопросом, праздновал ли он отъезд ее мужа. От этой мысли слеза соскользнула с ее ресниц и поползла по щеке.
— Миледи! Вам нехорошо, — сказал Криспин, выглядя встревоженным. — Пожалуйста, сядьте, я позову одну из ваших служанок.
У Криспина и вправду были причины беспокоиться. Женевьева думала, что навсегда спрятала свою тоску и горе от своих людей, бессознательно отдаляясь даже от них. Возможно, пришло время вновь стать к ним ближе.
— Нет. Не надо вызывать служанок, они не смогут сделать ничего, чтобы успокоило меня. Никто не сможет. Разве вы не слышали, сэр Криспин? — спросила Женевьева. — Мой муж ушел.
Ее слова, казалось, ошеломили его и лишили дара речи. Возможно, она даже рассмеялась бы, если бы на ее сердце не было так тяжело.
— М-миледи, я не понимаю. Я думал, что ваша свадьба — это просто союз по необходимости — он же ниже вас, — натянуто сказал Криспин.
— Я прощаю вам ваши слова, поскольку я действительно утверждала, что действую в интересах моих людей, когда эгоистично хотела вернуть Бэрена назад и использовать любое средство, чтобы задержать его здесь, — сказала Женевьева. Когда она вслух обозначила свои истинные цели, ей стало легче. Возможно, теперь ей надо тоже самое сказать и Бэрену.
Замешательство во взгляде сэра Криспина уступило место жестокому выражению.
— Он ослепил вас, леди, своим новым титулом и силой — это те вещи, которые он ценит. Он оставил вас столь стремительно, чтобы достичь ещё большего.
Быть может, ее открытая речь способствовала тому, что он стал так откровенно говорить, или его чувства к Бэрену спровоцировали его суждения, но Женевьева не могла понять такую явную уверенность Криспина. Но при этом она не могла позволить ему продолжать верить в эти ошибочные факты об отъезде Бэрена, о том, что он вновь оставил ее.
— И все же мне наверное следовало поехать с ним, как он того и желал, — сказала она.
Сэр Криспин стал выглядеть ещё более ошеломленным.
— Моя леди! Ваше место здесь, не рядом с новоявленным выскочкой, который поставил вас на второе место после своих интересов…
Женевьева в изумлении подняла брови, так как он вновь открыто оскорбил ее мужа и более скрыто — ее.
— Вы нынче собираетесь принимать решения за меня? — спросила она.
Криспин выглядел смущенным, но не менее решительным.
— Я знаю только, что Бэренджер Бревер является никем, лишь сиротой, бастардом, которого приютил пивовар, он недостоин даже целовать подол вашего платья!
— Вы забываетесь, сэр рыцарь! — холодно сказала Женевьева. — Я не потерплю клеветы против моего мужа.
Криспин бросил на нее суровый взгляд, его лицо ещё более помрачнело.
— Муж, который ушел, который никогда не вернется, так я показал насколько он верен вам!
От слов Криспина по спине Женевьевы пробежал холодок. Она почувствовала, что кое-что было странным в его манере поведения и в речи, в его обвинениях, порожденной старой злобой на Бэрена. Теперь она вспоминала странный вызов, что получил Бэрен, включая ее сомнения в подлинности сообщения. И она теперь задалась вопросом, не мог ли Криспин подстроить все это.
