Барбара Сэмюэл - Ночь огня
Она задрожала еще сильнее и возненавидела себя за это. Она была так слаба, а он был таким мягким, она была не в силах заставить себя встать, поправить одежду и забыть о том, что произошло.
Бэзил как будто понял это, продолжая сидеть на траве, обнимая и укачивая ее как ребенка.
– Хочешь рассказать мне про него? Это был твой муж?
Кассандра никогда не говорила об этом, даже со своими сестрами.
Она никогда не позволяла себе быть такой уязвимой, как в этот момент. Вдохнув, Кассандра сказала себе, что надо успокоиться.
Она боролась, воздвигая вокруг себя бастионы, но проиграла. Его рука была слишком ласковой, его голос слишком мягким. Его рука снова и снова гладила ее волосы, напомнив ей прикосновения матери. Кассандра медленно приходила в себя.
– Это был мой муж, – сказала она после долгого молчания.
Бэзил откинул волосы с ее виска.
– Он причинял тебе боль?
– Да. – Зажмурившись, она отогнала воспоминания о яростных руках. – У него не получалось… со мной очень часто. Это приводило его в бешенство, поэтому он поступал… иначе.
Руки Бэзила были очень нежными. Он касался ее виска, ее щеки. У Кассандры не было слов, чтобы описать то, что творил ее муж, даже мысль об этом вызывала тошноту и дрожь.
– Было даже хуже, когда получалось, – у него было жестокое воображение.
Она вспомнила о синяках на груди и ногах, об издевательском смехе и своем всепоглощающем ужасе. Не было никого, к кому она могла бы обратиться за помощью.
– Мой отец умирал. – Кассандра говорила спокойно. – Мои сестры не могли мне помочь, они бы только потеряли рассудок. Братья сбежали из Англии.
– Ах, дорогая! – Бэзил погладил ее руки. – Я не вспыльчивый человек, но сейчас чувствую себя кровожадным. Хотелось бы мне иметь возможность убить его ради тебя.
Успокаивающие движения его рук не прекращались.
– Я ненавижу его за то, что он заменил любовь страхом, за то, что заменил удовольствие болью, – тихо произнес Бэзил, нагнувшись к ней поближе. – Я хотел бы забрать у тебя эту боль, чтобы ты никогда больше ее не чувствовала. Мне так жаль, что я вызвал эти воспоминания.
Она прижалась к его груди, крепко зажмурив глаза.
– Теперь мне так стыдно из-за этого.
– О нет! – Он склонился ниже. – Нет, Кассандра! Ты поступила правильно. Он украл у тебя нечто очень ценное.
– Я не должна была позволять ему это.
Бэзил взял ее лицо и терпеливо держал за подбородок до тех пор, пока Кассандра не осмелела достаточно, чтобы взглянуть на него.
– Он украл у тебя радость, которую ты обрела бы, не будь его. – В его глазах была печаль. – Я чувствую твою страсть, когда ты целуешь меня, чувствую волшебство внутри нас, но он украл удовольствие, которое ты могла бы получить.
– Я не совсем невежественная. – Кассандра подняла голову, найдя в себе силы выпрямиться. – Я читала… кое-что, – сказала она. – Откровенные описания интимных отношений в книгах из Франции и о том счастье, которое они приносят, у Боккаччо, но я никогда не испытывала страсти, – она нагнула голову, у нее горели щеки, – до сегодняшнего дня… и ты видишь, каково это.
– Он украл это, моя Кассандра.
Бэзил взял ее руку и прижал к своим губам, его глаза были полны решимости.
– Это похоже на сливы, правда? Те горячие сливы из сада. Иди, оливки, которые тебе так понравились в первый день. Такие восхитительные, роскошные. Прошлой ночью я наблюдал за тобой в деревне, ты была такая свободная и счастливая! И на пляже, когда ты опускала ноги в воду, ты была удивительно счастлива.
Кассандра не понимала, что именно он пытается ей втолковать, и нахмурилась:
– Но может быть, боль разрушила это во мне. Я никогда не чувствовала боли, когда ела сливы.
– В этом не должно быть боли.
Его глаза были очень темными и напряженными, когда он проводил ее рукой по своему жезлу, мягкому и нестрашному под бриджами, хотя и немного вибрировавшему под ее рукой.
– Это должно приносить только удовольствие. Большее, чем сливы, большее, чем океан, большее, чем что-либо иное, – Бэзил убрал ее руку и дотронулся до лица Кассандры. – Твой муж похитил у тебя величайшее из всех удовольствий.
Смотря на него, Кассандра почувствовала волнообразное кружение, кружение, которому она теперь могла дать имя – желание.
– Ты можешь научить меня этому, Бэзил? Ты вернешь мне это?
Он закрыл глаза.
– Боюсь… что мой пыл слишком силен, что моя страсть причинит тебе боль. – Он поднял ее руку и поцеловал. – По правде говоря, Кассандра, мне нелегко удовлетворяться только поцелуями, но я согласен на все, лишь бы не причинять тебе новой боли.
– Я верю тебе, только тебе.
Бэзил спокойно и внимательно посмотрел на Кассандру:
– Тогда я попытаюсь. Но ты должна обещать мне, что никогда не зайдешь дальше, чем захочешь. Не важно, насколько сильно мое желание, не важно, как далеко мы зашли, ты должна обещать мне, что скажешь, когда испугаешься. Я не обижусь.
Ее сердце терзали боль, гордость, ожидание и страх.
– Я обещаю.
– Ну хорошо. – Он наклонился вперед, дотронулся губами до ее губ и тихонько рассмеялся. – У всех учителей должны быть такие ученики.
– Почему ты смеешься?
Он кивнул, его глаза сияли.
– Ожидание, – прошептал он, поднимаясь и протягивая ей руку. – Идем.
– Мы начнем сегодня вечером?
– Только первый урок. – Он поднес ее руки к своим губам. – Мы будем смаковать мгновения, да?
Кассандра сглотнула:
– Да.
Глава 7
Пока они поднимались на холм, где находилась вилла, Бэзил держал ее руку и размышлял, что ему делать с этой прекрасной ученицей, которая так глубоко доверяла его любовному мастерству.
Он посмеялся над ее доверием. Он не был столь искусен, как она себе это вообразила. В университете Бэзил обычно имел дело со шлюхами, а иногда – с похотливыми лавочницами, связь с которыми длилась не больше месяца или двух. Однажды он был одурманен и тосковал по замужней матери семейства, которая была гораздо старше его и год удерживала под каблуком, пока не одержала победу над другим юношей. Иногда во время путешествий он брал себе любовниц, как того требовало его тело, но быстро забывал их.
Бэзил никогда не встречал девственницы, а это было бы лучшей подготовкой для выполнения сегодняшней задачи. Ему было бы проще, если бы он понял основное в плохом обращении мужа Кассандры. Ненависть снова вспыхнула в нем. Он все время подавлял ее, потому что сегодня вечером ему не было нужды ни ненавидеть, ни сердиться. Ему необходимо было состояние чистой, незамутненной страсти, вся мягкость и самообладание, которые он мог проявить, все терпение, на которое он был способен. Войдя внутрь виллы, Бэзил остановился, вдохновленный одной идеей.
