Барбара Картленд - Львица и лилия
Девушка не ставила даже под сомнение мысль о том, что сама она была бы золушкой среди них, особенно в своих простеньких платьях, которые няня шила для нее из самых дешевых, доступных им по цене тканей, поскольку ничего другого они не могли себе позволить.
Теперь же у нее было платье, показавшееся ей настоящим воплощением изящества. Вуаль, придававшая ее облику таинственность, поблескивающие бриллианты — все делало ее похожей на нимфу, возникшую из утреннего тумана, что навис над водой. Граф будет гордиться ею.
Но эта мысль одновременно немного расстроила ее. Ведь ей хотелось не только этого.
Пурилла ждала от него любви. Она хотела, чтобы Литтон Рокбрук смотрел на нее таким взглядом, который поведал бы ей, что он дарит ей не только обручальное кольцо и свой титул, но еще душу и сердце.
— Мне нужна его любовь… Мне это нужно… — обратилась она к своему отражению, и умоляющий взгляд устремился на нее из глубины зеркала.
Иногда ей казалось, граф во многом понимал ее, возможно, даже лучше, чем кто-либо еще. Когда Пурилла принялась настаивать, чтобы Джейсон провожал ее в церковь, они с няней повздорили.
— Он должен остаться в карете за воротами церкви, — решительно заявила няня.
— Но я хочу, чтобы он видел, как я выхожу замуж, — твердила Пурилла.
— Нельзя собакам заходить в церковь. Он вызовет суматоху, и что скажет его светлость по этому поводу?
— Бейтс сказал, что будет держать его, а Джейсон находит приятным общество Бейтса, — упорствовала Пурилла. — Ведь со мной там должен быть хоть кто-то, кто по-настоящему близок мне.
Она видела, что няня готова к отпору, и торопливо продолжала:
— Я постараюсь представить, будто мама с папой находятся где-то там, в церкви, и еще мне придется вообразить, будто сам Ричард ведет меня к алтарю, как это было бы, если бы он не погиб. Ну должен же там по-настоящему быть хоть кто-то, кого я люблю, чтобы он мог увидеть, как я выхожу замуж, и это будет Джейсон.
— Вам придется спросить его сиятельство, — сказала няня, исчерпав все аргументы для спора.
Граф согласился без возражений.
— Бесспорно, Джейсон может быть с нами, если вы этого хотите, — согласился он, — хотя я думаю, пастор будет возражать против присутствия Меркурия у алтаря.
— Я думала… если вы не возражаете, — начала Пурилла, вдохнув поглубже, — Бен мог бы подвести его к паперти, и тогда он будет первым, кого я… поприветствую, выходя из церкви… в новом качестве.
Граф улыбнулся.
— Меркурий определенно должен ждать нас у паперти, но я думаю, вам следует поблагодарить меня за то, что сам я не горю желанием видеть всех своих лошадей там же. Это могло бы вызвать настоящую панику! — ехидно заметил он.
Пурилла засмеялась.
— Не сомневаюсь, ваши лошади много значат для вас, но это совсем иное, нежели моя привязанность к Меркурию и Джейсону. Когда погиб Ричард, я могла поговорить только с ними, они были единственными, кто пытался понять меня.
— Но теперь вы можете говорить со мной, — решительно заявил граф.
Она в ответ промолчала, и он понял, что она ждет продолжения.
— Я непременно буду стараться понять вас, — пообещал он, — и надеюсь, это будет не очень сложно.
Пурилла тихонько вздохнула.
— Боюсь, вы, вероятно, сочтете многие… мои мысли… ребяческими… и… глупыми…
— Хотите, я дам вам слово, а мое слово кое-что, да значит, что я никогда не позволю себе так думать?
Она покачала головой:
— Это было бы ошибкой, со временем вы начнете тяготиться своим обещанием, которое вам станет невозможно сдержать. Хотя мне бы хотелось иметь возможность говорить с вами обо всем, не боясь… ваших насмешек.
— Вот это я могу пообещать совершенно определенно.
Я никогда не позволю себе ничего подобного, — заверил ее Рокбрук, — и я думаю, Пурилла, что, поскольку мы едва с вами знакомы, нам очень важно говорить друг с другом искренне, открыто и без притворства и не опасаться надуманных недоразумений.
— И мне хотелось бы этого, — призналась Пурилла. — И все-таки вы располагаете изрядным жизненным опытом, а мне было бы совестно докучать вам слишком большим количеством вопросов. Но есть вещи, которым я хочу научиться.
Граф улыбнулся:
— Есть множество вещей, которым мне хотелось бы научить вас. Но сперва, как вы догадываетесь, я должен выздороветь.
— Конечно»— согласилась Пурилла. — Доктор Дженкинс прочитал и няне и мне лекцию сегодня утром, подчеркнув, что вы должны соблюдать меру во всем, чтобы не было осложнений.
— Ну, этого я и сам не хочу, — признался граф, — на то и существует здравый смысл, чтобы не бегать, пока не сможешь хотя бы ходить.
То было весьма разумное замечание, однако когда они проехали всего пять миль, отделявших церковь от Рок-Хауса, и уже подъезжали к большому дому, на графа навалилось ощущение сильного переутомления.
Он мог легко объяснить себе свое состояние. Во-первых, он действительно чувствовал слишком большую слабость после несчастного случая, повлекшего за собой травму. Но, кроме того, он испытывал сильное беспокойство относительно планов Луизы и, пребывая в волнении и тревоге, не смыкал глаз всю ночь накануне венчания. Все это внесло определенную лепту в его теперешнее состояние.
Он, должно быть, сильно побледнел, так как Пурилла внезапно встревожилась:
— С вами все в порядке?
Граф не нашелся, что ответить. Девушка накрыла ладонью его руку и сказала, как бы успокаивая его:
— Осталось совсем немного.
Литтон сжал пальцами ее руку. Ему показалось, что он цепляется за Пуриллу так, словно она была его единственным спасением, в котором он так сейчас нуждался.
Карета остановилась перед парадной лестницей. Красную ковровую дорожку для торжественных встреч уже раскатали на ступеньках, и слуги, в ливреях и напудренных париках, замерли в ожидании прибытия хозяина.
С решительностью, похожей на ту, с какой он вступал в сражение, граф сделал усилие, подался вперед и распахнул дверь кареты.
Под руку с Пуриллой он поднялся по лестнице и вошел в холл, где выстроились в длинную шеренгу слуги.
Граф и Пурилла обменялись рукопожатием с каждым из них, прежде чем пройти через холл и далее в большой салон с обитыми шелком стенами и расписным потолком.
Помещение было украшено белыми цветами, и Пурилла, пораженная красотой его убранства, вскрикнула от восхищения. Она слышала, как граф произнес:
— Ради всего святого дайте мне выпить, и лучше всего бренди!
Она почувствовала безотлагательность в его голосе и, посмотрев на него, увидела, как побелело и осунулось его лицо. Она беспомощно огляделась, но, к счастью, дворецкий, который шел за ними, услышал слова графа.
