Линда Ли - Пурпурные кружева
– Ну а теперь, – бодро сказала она, – кто хотел бы приготовить тосты с сыром?
– Я хочу! – тут же откликнулась Кэсси.
– Ладно, я тоже, – сказала Пенелопа со скучающим видом.
– Будем надеяться, что они будут вкуснее, чем лимонад, – веско заметил Роберт и отодвинул свой стакан.
Лили сделала вид, что не слышит его.
Она долго гремела выдвижными ящиками кухонного шкафа, прежде чем достала оттуда небольшую глубокую сковородку с длинной ручкой.
– А где Жожо? – спросила Пенелопа, наблюдая за тем, как кастрюли и сковородки, небрежно сложенные ее тетушкой, вывалились на пол, стоило только той отойти от шкафа.
Лили вернулась к шкафу, затолкнула все обратно и плотно прикрыла дверцу, прежде чем сковородки успели снова выскользнуть на пол.
– У Жожо и Марки сегодня выходной.
– Но ведь у них и вчера был выходной! – возразил Морган.
Лили подняла голову.
– Ах да, наверное, вы правы. Хм-м… Надо будет серьезно поговорить с ними. Роберт, мне кажется, там в ящике с продуктами было масло.
– Да оно же растаяло!
Лили подошла к ящику и, развернув сверток, лежавший сверху, придирчиво осмотрела масло.
– Нет. Оно просто стало мягким. Именно такое нам и нужно. Подумайте сами, как намазать масло на хлеб, если оно совсем твердое?
– С трудом представляю, как вы будете готовить тосты с сыром, – пробормотал Морган.
– Это потому, что вы начисто лишены воображения, – парировала Лили и отвернулась. Однако в следующее мгновение она неожиданно взглянула на Моргана через плечо: – Теперь вы решили поворчать по этому поводу?
Глаза Моргана сначала расширились от удивления, а потом сузились от гнева. По прошествии нескольких секунд, в течение которых, как показалось Лили, он пытался обуздать свои эмоции, Морган обратился к Роберту:
– Я буду в гостиной. Позови меня, если ваша тетя устроит в доме пожар.
Только когда дверь за ним закрылась, сердце Лили стало биться в обычном ритме. Вновь призвав на помощь весь свой оптимизм, она достала из ящика коробок спичек и посмотрела на плиту. После минутного раздумья девушка повернулась к Роберту:
– Не мог бы ты оказать мне услугу? Мальчик недовольно поморщился, но спички взял. Лили глубоко вздохнула. «Все будет хорошо!» – мысленно подбодрила она себя.
Поначалу дети просто смотрели, как Лили неумело нарезает хлеб. Затем Пенелопа вздохнула, придвинула табурет к столу и молча взяла нож. Ломтики получались у нее аккуратные и тонкие. Тогда Лили решила заняться чем-то другим. Она нашла два широких и тупых ножика для масла и один из них вручила Кэсси.
Малышка с удовольствием стала помогать Лили. Когда первый бутерброд был закончен, она повернулась, чтобы показать его брату и сестре. Высокий табурет при этом покачнулся, но Роберт бросился к девочке и успел поймать ее как раз вовремя.
Лили заметила покровительственную улыбку защитника на обычно серьезном лице мальчика.
– Поосторожнее, Кэсс, – сказал он.
Острая боль пронзила сердце Лили. Когда-то так же улыбался ей Клод в те далекие времена, когда они были детьми, до того как ее жизнь разительно переменилась.
– Ну а теперь положим немного масла на сковородку, – сказала Лили, заставляя себя отвлечься от воспоминаний. Она встала со своего табурета и попросила Роберта: – Не мог бы ты помочь нам нарезать сыр?
Она положила на разогретую сковороду подтаявшее масло, а затем ломтики хлеба с сыром. Роберт, Пенелопа и Кэсси тоже сгрудились у плиты. Лили никак не могла решиться отойти от сковородки и все смотрела на бутерброды, словно желая убедиться, что все пока идет как надо.
Все было просто отлично. Через несколько мгновений Лили отступила назад и блаженно закрыла глаза. Запах поджаривающегося хлеба с сыром распространился по кухне. Ее сердце наполнилось сладкой болью, и она, сама не заметив этого, погрузилась в воспоминания.
Их мать тоже иногда делала тосты с сыром. Лили и Клод всегда ей помогали. Они оставались на кухне втроем, и им было так весело вместе! Мама обычно затягивала одну из своих любимых песен, а Лили и Клод подпевали ей. Чаще всего они пели «Веселые жены Виндзора», «Милая Салли Сейджхил», заканчивали же всегда бодрым маршем «Вперед, воины Христовы». При этом Клод и Лили, чеканя шаг, маршировали по кухне. Потом, словно артист, который должен был именно в этот момент появиться на сцене, в кухню входил отец. Его сочный баритон, вливаясь в их хор, заполнял все вокруг. Увы, они очень редко собирались вчетвером, но в такие дни на теплой кухне жизнь казалась Лили прекрасной…
Сейчас Лили снова стояла в центре той же кухни, и те же прекрасные запахи наполняли ее. И можно было хоть на время забыть о том, что с тех пор прошло много лет и что их дом пришел в полное запустение. Можно было не думать о том, что ее родители давно мертвы, что умер Клод. И что она, Лили, осталась совершенно одна. Девушка открыла глаза. Нет, она не одна. У нее есть Роберт, Пенелопа и Кэсси.
Лили поежилась от страха. Что она будет делать с детьми брата? Этот вопрос не давал ей покоя с тех пор, как она узнала, что Клод оставил их на ее попечение. Нет, прочь сомнения! Девушка гордо вздернула подбородок. Она приготовит им замечательный ленч и завоюет их сердца. Она должна это сделать – и непременно сделает, мысленно сказала себе Лили.
– Лили!
Детский голосок моментально вернул ее из прошлого в настоящее, и она сразу почувствовала едкий, неприятный запах – что-то горело.
– Лили! – снова громко позвала ее Кэсси. Девушка бросилась к плите:
– Наши тосты с сыром!
Пока Лили купалась в приятных воспоминаниях, бутерброды приобрели точно такой же цвет, как дно старой сковородки. Они почернели. Почернели абсолютно все.
– Они сгорели! – воскликнула Лили, рукой разгоняя дым.
Едва она успела, схватив большую тряпку, снять сковороду с огня, как дом задрожал от шума быстрых тяжелых шагов. Кухонная дверь резко распахнулась.
На пороге, будто воин, готовый ринуться в бой, стоял Морган. Дети замерли при виде угрожающе-решительного выражения его лица. Лили со сковородкой в руке тоже словно окаменела. Все подавленно молчали, и тишину нарушало только шипение горящего масла.
Он был великолепен. Свирепый и могучий. Сердце в груди Лили забилось с неистовой силой, которая могла сравниться лишь со страстью, которую девушка вновь различила в глазах Моргана. Ну почему этот мужчина заставляет ее сердце трепетать, а руки – дрожать от волнения? Почему именно он, а не кто-то другой?
Он заставил ее мечтать о том, что никогда не осуществится.
Образ жизни, который она вела в последние десять лет, изменил и ее саму. Поэтому разница в их общественном положении почти ничего для нее не значила. Возможно, именно то, что он сам, будучи простым рабочим, должен постоянно бороться за выживание, в конечном счете и поможет ему понять ее… Увы, пока он так ничего и не понял. Это она тоже прочла в его глазах. И это непонимание всегда будет разделять их независимо от того, что она думает о классовых различиях.