Ирина Мельникова - Фамильный оберег. Отражение звезды
Салагаю поднесли чашу с аракой. Он обнес ее трижды вокруг изголовья чатхана, затем пригубил сам, чтобы духи чатхана опьянели вместе с хайджи. Тогда и струны зазвучат громче, а голос сказителя окрепнет настолько, что достигнет края земли.
Стихла поляна. И зазвучал голос хайджи – полилась богатырская песня алыптыг нымах, то быстро – речитативом, то медленно, с горловыми переливами, – хай, любимой мелодией духов. Даже в глубокой старости не утратил Салагай великого дара. Пробирал до костей озноб, пересыхали губы у слушателей, косились они на темные тени и придвигались ближе к огню, когда легендарный алып Албынжи сражался с чудовищами – обитательницей болот мерзкой Юзут-Арх или ее дочерью Хочын-Арх, как усмирял огромную рыбу Кир-Палых. И одобрительно кричали «Оок!», когда богатырь верхом на Ах-Пууре – Белом волке – побеждал черную нечисть Хаара-Нинжи…
Закончил сказание Салагай неожиданно. Поднял чатхан и опустил его на колени, а затем, уставившись на Айдыну незрячими глазами, запел, обращаясь к ней:
Боевой пояс надела Светлая Луна.
Лучший скакун взят из табуна.
Пойди и гнездовье врага разметай,
Предателей злобных жизни лишай,
Невольникам слабым свободу дай,
Пусть возвратятся в родимый край.
В море пускай превратится ручей.
И радостной будет жизнь для людей…
Закончил сказание хайджи. Айдына поднесла ему шелковую рубаху, вышитую лучшими рукодельницами улуса. Накинула на старика, подвязала новым кушаком. Прослезился Салагай, обнял княжну. И снова все прокричали: «Оок!» – порадовались за старика.
А затем Айдына подозвала Киркея.
– Где Ирбек? – спросила. – Почему не был на камлании? Почему отсутствовал на состязаниях и не слушал хайджи?
– Люди говорят, у него открылась рана и он лежит в своей юрте, – сообщил Киркей, не поднимая глаз.
Больно и обидно ему было, что Айдына совсем забыла о том, кто спас ее из острога. О детской дружбе забыла…
– Разыщи Ирбека и приведи сюда. Хочу посмотреть на его рану, – Айдына сердито поджала губы. – Не захочет идти – притащи на аркане.
На поляне готовились к веселому тою. Жарили на вертелах бараньи туши, а в сметане – телятину и сохатину. Исходили жиром колбаски хырты и запашистый хан-сол[19], манил и дразнил пызый – нанизанные на шампуры копченые тушки белок. Горячие куски вареного мяса урсун и шашлыки из печени разложили в корытца – типе… Разнесли и расставили перед гостями.
Наполнили казаны пенистой аракой и крепким хорачыном. Бросила Айдына в пламя три кусочка мяса для От Инее, чтобы не сердилась богиня Огня, не думала, что забыли о ней. Угостили горячим паром окрестных духов. Пошла по кругу чаша с аракой. Первой пригубила из нее княжна…
И тут вернулся Киркей. Тащил на веревке упиравшегося Ирбека. Бросил его к ногам Айдыны и сам застыл рядом, скрестив на груди руки.
Смолкли голоса и веселые выкрики. Никогда не бывало в Чаадарском улусе, чтобы главного шамана, как паршивую овцу, волокли по земле.
Встала Айдына. Ох как долго ждала она этого мгновения! Но не выдала тревоги, лишь приказала, чтобы развязали Ирбека.
– Вот и сошлись мы… – сказала, пристально глядя в глаза шаману, разминавшему затекшие руки. – Жаль, не по своей воле ты явился.
– Что ты хочешь, Айдына? – завопил шаман. – Я был верным псом твоего отца. Орысы ранили меня. Я чуть не умер от голода. Черви кишели на мне…
– Задери ему рубаху! – приказала Айдына Киркею.
Он тотчас повалил Ирбека на землю. И взглядам всех, кто толпились вокруг, открылась страшная зловонная рана в левом боку.
– Ранили, говоришь? – усмехнулась Айдына и сделала шаг к Ирбеку.
– Не подходи! – заверещал шаман, пытаясь отползти от нее.
Киркей прижал его к земле коленом. А затем ухватил рану за край, и потрясенные зрители увидели кусок гнилого мяса в его руке. Черви кишели на нем, и смердело оно, как давняя пропастина.
– О-о-ох! – пронеслось по толпе.
Айдына брезгливо сморщилась.
– Вот твоя рана, Ирбек! А вот нож, которым ты убил сначала Быргена, а затем зарезал отца и его воинов. – И бросила нож с той самой тамгой – стрелой в круге – к ногам шамана. – Этот кинжал нашли в теле Теркен-бега. Я узнала его. Ты хотел вырезать сердце моего отца и съесть, чтобы обрести его силу и власть. Только ты не успел. Я тебе помешала. Ты хотел и меня убить, Ирбек! Но Небо вмешалось. Я выжила, и спасли меня орысы!
– Орысы – наши враги! – сойкой заверещал Ирбек. – Ты жестоко поплатишься, Айдына, если пойдешь на поклон к орысам. Они коварны и жестоки. Они уничтожат народ Чаадара, захватят его земли…
Айдына подняла руку и сказала устало:
– Молчи, шелудивый пес! Не тебе решать, Ирбек, идти Чаадару на поклон к орысам или не идти. И смерть тебя ждет собачья. Завтра зацепят тебя подбородком за ветку и вздернут березу вверх. И пусть твое тело склюют вороны, а глаза выест куница.
– Я не виноват, – взвыл Ирбек. – Теркен-бега убили орысы… Я видел своими глазами. Ты их выгораживаешь! Почему?
– Ты юлишь, как змея! – усмехнулась Айдына. – Вспомни, как ты хотел отравить моего отца и Тайнаха. И как зарезал Быргена! Боялся, что он назовет твое имя? Ты служишь не нашим богам. У кыргызов нет такой тамги, как на твоем кинжале.
– Не губи! – пополз Ирбек к ее ногам. – Верным твоим рабом буду! Все расскажу…
– Ты заслуживаешь смерти, – негромко проговорила Айдына. – За многое… За то, что пытался отравить двух бегов. За то, что коварно убил сонных воинов. Но тебе, шаману нашего рода, я позволю умереть без пролития крови, и прах твой будет погребен с почестями, если расскажешь, по чьему наущению ты действовал.
– Расскажу, все расскажу, – униженно заглядывал в ее лицо Ирбек. – Только пощади…
Но Айдына на него уже не смотрела. Лишь приказала Киркею отвести Ирбека в юрту и стеречь его всю ночь неусыпно.
– Не хочу портить вам веселье, – сказала она соплеменникам и хлопнула в ладоши, призывая продолжать той. И пошла по кругу вторая чаша араки, а за ней третья и четвертая…
А в юрте выл от бессилия Ирбек. Он понимал, что зря просил пощады. Бесполезно все! Девчонка оказалась не только умной, но и хитрой, как лисица! Завтра силач Адол положит его на свое колено и с хрустом переломит хребет. И будет валяться тело шамана, как старая тряпка. Бросят его в пещеру, закидают вход камнями. Повесят на черную березу бубен и колотушку. И никогда уже не встретить Ирбеку рассвет, не увидеть родную степь, не обнять мать и брата, не приласкать любимую жену – красавицу Ах-Кеёк. Видно, проливать ей слезы до скончания дней своих…
