Филиппа Грегори - Вечная принцесса
— Ну, тогда изумруды?
— Нет, — улыбнулась она. — Вот это.
И, безошибочно выбрав самое дорогое из того, что принес ювелир, указала на ожерелье из синих сапфиров, к которому прилагались серьги. Поднесла украшение к глазам, подобно мусульманской женщине, закрыв им нижнюю половину лица. Это было очаровательно. Сапфир как нельзя лучше оттенял цвет ее глаз. Она шагнула вперед, чтобы он смог рассмотреть поближе, и король услышал запах ее волос, аромат цветущих апельсиновых деревьев из садов Альгамбры. Да, вся она благоухала, словно чужедальний цветок.
— Ну как? Подходят они к моим глазам?
Каталина была так соблазнительна, что у него перехватило дыхание.
— Очень подходят. Что ж, они твои, — сделав над собой усилие, выговорил он. — И они, и еще выбери что-нибудь. Только покажи… пальчиком.
Ах, как она на него поглядела…
— А мои дамы?
— Да. Зови своих дам, пусть тоже выбирают.
Она засмеялась от удовольствия и побежала к дверям. Пусть себе, подумал он. От греха подальше, лучше не оставаться с нею один на один. И поспешно вышел в коридор, где столкнулся со своей матерью, которая шла с мессы.
Король преклонил колени, и миледи, благословляя, коснулась его головы:
— Сын мой…
— Матушка…
Поднялся, и мать мигом заметила, что лицо у него горит, а сам он взволнован и с трудом держит себя в руках.
— Тебя что-то беспокоит, сын мой?
— Нет, матушка!
— Что, опять королева? — устало вздохнула миледи. — Елизавета? Опять ноет из-за шотландской помолвки Маргариты?
— Нет. Я ее сегодня даже не видел.
— Елизавете надо смириться, — заявила мать короля. — Принцессы не могут выбирать, за кого им выходить замуж, и решать, когда покидать дом. Она бы это знала, если б ее правильно воспитали.
Он дернул ртом, усмехаясь:
— Ну, это вряд ли ее вина…
— Да какое потомство может быть у такой матери, — сурово заметила его мать. — Никудышный род, Вудвилли…
На это король смолчал. Он никогда не защищал жену перед матерью, неприязнь той была столь велика и непоколебима, что нечего было и пытаться ее переубедить. И мать перед женой не защищал тоже, в том не было нужды: королева Елизавета никогда не жаловалась ни на трудный нрав свекрови, ни на требовательность супруга, относясь к нему, к его матери и к его самовластию как к стихийному бедствию, неприятному и неизбежному, как плохая погода.
— Не допускай, чтобы она тебя беспокоила, — велела мать.
— Да не беспокоит она меня, — отозвался он с мыслью о принцессе, которая как раз его очень беспокоила.
Теперь я уверена, что король Генрих ко мне благоволит даже больше, чем к своим дочкам, и мне это приятно. Я привыкла быть самой любимой, балованной дочкой. Мне нравится быть любимицей короля. Мне нравится, что меня выделяют.
Когда он заметил, что мне грустно оттого, что мой двор отбыл в Испанию, он провел со мной несколько часов, показал свою библиотеку, побеседовал о географических картах, а потом подарил роскошный сапфировый гарнитур. Позволил самой выбирать, что мне по вкусу, и подтвердил, что сапфиры отлично идут к моим глазам.
Поначалу он мне не очень понравился, но потом я понемногу привыкла к его отрывистой речи и вспыльчивости. Он из тех, чье слово и при дворе, и во всей стране — закон, и он никому ничем не обязан, за исключением, может быть, своей матушки. Близких друзей у него нет, никаких приближенных, кроме матушки и тех солдат, которые воевали с ним и которые теперь занимают важные посты при дворе. Он не проявляет нежности к жене, неласков с дочерьми, но ко мне он внимателен, и мне это приятно. Возможно, когда-нибудь он станет мне как отец. Я уже и так рада, что он меня выделяет. При таком дворе, как этот, где все и вся зависят от его одобрения или неодобрения, я, в самом деле, чувствую себя принцессой, когда он хвалит меня или проводит со мной время.
Если бы не он, мне, наверно, было бы еще более одиноко, чем сейчас. Супруг мой принц относится ко мне так, словно я не больше чем стол или стул. Никогда не ищет меня взглядом, никогда мне не улыбнется, никогда не начнет разговора. Его хватает только на то, чтобы кое-как сложить слова для ответа. Какая дурочка я была, когда нашла, что он похож на трубадура! На недотепу он похож, вот на кого, и это чистая правда! Никогда не поднимет голоса, вечно мямлит, никогда не скажет ничего забавного или интересного. Владеет французским, латынью, еще полудюжиной языков, а что толку, раз сказать нечего! Мы живем, как чужие, и, если бы раз в неделю, словно по расписанию, он не являлся в мою опочивальню, я бы забыла, что замужем.
Я показала сапфиры его сестре Маргарите, и теперь она сгорает от зависти. Придется мне каяться в грехе тщеславия и гордыни. Зря я это, не стоило дразнить ее ожерельем, однако, будь она ко мне подобрей, хоть на словах, я бы так не поступила. Мне хотелось, чтобы она знала: ее отец меня ценит, даже если она сама, ее бабка и ее брат относятся ко мне совсем иначе. Однако я этим поступком своим добилась только того, что разозлила ее и поставила себя в невыгодное положение, не говоря уж о том, что теперь придется каяться и искупать грех.
Хуже всего то, что мне отказало достоинство, с которым во всех обстоятельствах следует держаться испанской принцессе. Конечно, Маргарита повела себя как сущая торговка на рынке, но мне следует быть умнее. Двор пляшет вокруг короля, как будто в мире ничего нет важней, чем его благосклонность, и мне нужно помнить об этом и держаться в стороне. Не стоит равняться на девчонку четырьмя годами моложе меня и всего лишь английскую принцессу, пусть даже она при всяком удобном случае величает себя королевой Шотландии.
Завершив свой визит в Ричмонд, молодые принц и принцесса Уэльские устроили себе королевский двор во дворце Бейнард-Касл. Каталина со свитой — испанец-капеллан, придворные дамы и дуэнья — заняли покои с видом на парк и реку, тогда как Артур со своими капелланом, наставником и штатом слуг расположились в помещениях с окнами, выходящими в город. Встречались оба двора только формально, раз в день за ужином, причем сидя по противоположным стенам зала и взирая друг на друга с подозрением. Не семья, а скорей враги во время вынужденных переговоров о перемирии.
Жизнь во дворце текла согласно указаниям, издаваемым миледи матерью короля. Дни праздников и дни поста, развлечения и распорядок будней — все регламентировалось ею. Даже ночи, когда Артуру следовало посещать опочивальню жены, тоже устанавливала мадам — дабы проследить, чтобы молодые люди не истощали себя, но и своими обязанностями отнюдь не пренебрегали. Поэтому раз в неделю принц вечером в сопровождении свиты торжественно вступал в покои жены и оставался там до утра. У молодых супругов этот ритуал по-прежнему вызывал неловкость и острое смущение. Артур ничуть не набрался опыта, а Каталина, как могла, вежливо сносила его молчаливый наскок. Однако же в свой срок, в начале декабря, у нее начались месячные, и она сообщила об этом донье Эльвире, а та немедля оповестила постельничего принца, что на неделю визиты его высочества к принцессе желательно отложить, поскольку ее высочество недомогает. Не прошло и получаса, как все, от короля в Уайтхолле до последнего посыльного в Бейнард-Касле, знали, что у принцессы Уэльской месячные, а значит, она не понесла, и все, от короля до посыльного, задались вопросом: раз уж новобрачная здорова, крепка и, очевидно, плодовита, может, это принцу Артуру не по силам исполнить свой долг?
