Вирджиния Браун - Мой властелин
Сегодня луна тоже была полной и ярко светила.
Дебору била дрожь. Амулет лежал у нее на ладони. Пожив некоторое время в деревне команчей, Дебора изменила о них свое мнение. А теперь Ястреб, будто нарочно напомнил ей ту страшную ночь, когда Мигеля убили, а ее увезли.
— Ты участвуешь в набегах? — вырвалось у нее. — Да.
— Как ты можешь?
— Ты бы не поверила, если бы узнала, чем я занимаюсь.
Его зловещий тон заставил ее закрыть глаза.
— Ты решила, что я могу быть ласковым и нежным только потому, что наполовину бледнолицый?
Она покачала головой:
— Нет. Конечно, нет.
— Правда, в набеге, совершенном на асиенду, где захватили тебя, я не участвовал. Кстати, в мире бледнолицых, я занимаюсь примерно тем же.
— Не могу себе этого представить, — порывисто ответила Дебора.
Амулет покачнулся, когда она указала рукой на форт, находившийся под ними.
— По крайней мере, здесь никто никого не порабощает ради забавы или собственного удовольствия.
— Разве? — В его глазах появился опасный блеск. — Ты ошибаешься.
— Не ошибаюсь. Да ты и сам это знаешь. Если ты наполовину бледнолицый, тебе следует примириться с самим собой. Ты не можешь отрицать своего происхождения. А цивилизованные люди не грабят и не убивают.
— Может быть, там, откуда ты приехала, — нет, но здесь мужчины всех цветов убивают друг друга по любому поводу. И даже без повода.
— Как ты можешь отказываться от собственного происхождения? — спросила она. — Ты же наполовину бледнолицый.
Ястреб подставил лицо ветру и помолчал. А когда заговорил, в голосе его уже не было злости, только усталость.
— Я — полукровка. Если буду жить, как команчи, ты меня возненавидишь. Если, как бледнолицый, возненавижу сам себя. Можно уйти от женщины, но нельзя уйти от самого себя.
— Вот почему ты здесь? Ты решил забыть о своем происхождении и вести образ жизни команчей?
Он слегка улыбнулся:
— Нет, не совсем. Это был неосознанный выбор. Я просто выбежал из дома и побежал, куда глаза глядят.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Как бледнолицый, я должен был принять кое-какие решения, но не все они были встречены с одобрением. Дела мои осложнились. Мне нужно было где-то укрыться, и я подумал, что смогу затеряться в лагере команчей. Или найти свое место в мире бледнолицых. — Он пожал плечами. — Мне не удалось ни то ни другое.
— Что же все-таки заставило тебя участвовать в набегах команчей?
Его лицо приняло жестокое выражение, тон стал грубым.
— Вряд ли тебе понравится то, что я скажу. Бледнолицые хуже команчей. Думаешь, индейцы — дикари? Ничего подобного. Я встречал, знаю бледнолицых, которые по воскресеньям ходят в церковь, а по понедельникам нанимают людей для убийства проповедников. Не пытайся утверждать обратное, я точно это знаю.
Мгновение она смотрела, на его пылающее напряженное лицо. Что произошло в его жизни? Почему он так ожесточился? Раздвоение личности заставляло его страдать. Он превратился в бездомного парию. Дебора впервые взглянула на него под этим углом зрения, и многое в его поведении стало ей ясным. У него даже голос менялся: надрывный и резкий, он становился вдруг протяжным и мягким.
Деборе было жаль его до боли. Но она знала, что Ястреб не примет ее сочувствия.
— Как ты будешь теперь жить? Сражаться на стороне команчей, пока тебя не убьют солдаты?
— Нет, я не стану подвергать их риску. Я помогу им переехать на зимовку, а потом уеду.
— Куда уедешь? Что будешь делать?
Он улыбнулся:
— Все необходимое, чтобы выжить, как и любой человек. Я приспособлюсь. Через пару месяцев ты забудешь обо мне. У женщин короткая память, как я успел заметить.
Он взглянул на Джудит, потом снова на Дебору. Ястреб снова замкнулся в себе, как и подобает воину команчей.
По ее щекам текли слезы ярости. Она хотела сказать, что не все женщины одинаковы, но гордость не позволила. Она и без того чувствовала себя достаточно уязвленной, чтобы произнести слова любви. И сказала спокойно:
— Спасибо, что сдержал слово. Буду рада вернуться домой.
— Это Форт-Ричардсон. Ты недалеко от дома, но я не хочу рисковать моими людьми. Тебя, возможно, ищут солдаты.
Он поднял голову и посмотрел на тихий форт:
— Тебе пора. Их часовые могут спать не так крепко, как обычно.
В его словах был сарказм — она улыбнулась, несмотря на боль.
Дебора постояла еще немного, но он даже не прикоснулся к ней.
Не сказал прощальных слов, не поцеловал ее.
Ястреб повернулся, и она молча пошла за ним.
Он подсадил Дебору на лошадь. Взял у нее амулет и надел ей на шею. С трудом, сдерживая слезы, Дебора посмотрела Ястребу в глаза. Он улыбнулся, погладил ее по щеке большим пальцем и отвернулся, знаком велев кузену привести лошадь Джудит. Желтый Медведь передал ему поводья, после чего Ястреб отогнал своего жеребца. Он взглянул на сопровождавших его воинов:
— Muu ta-wo-i-a-ka maka-miki!
Из его команды Дебора поняла слово «винтовка». По спине у нее пробежал холодок. Неужели он собирается открыть огонь по форту?
Словно угадав ее мысли, он взглянул на нее с насмешливой улыбкой и крикнул:
— Keta nu kuya-a-ku-tu.
— Я не боюсь тебя, — произнесла она.
Она действительно не боялась Ястреба. Она боялась своего чувства к нему. Его губы сложились в полуухмылку.
— Tsaa.
Дебора увидела пораженный взгляд Джудит и услышала ее шепот:
— Ты, правда, понимаешь его?
Стукнув лошадь пятками, Ястреб спустился с холма, таща за собой Дебору и Джудит. Лошади почти скользили вниз, так что Деборе пришлось уцепиться руками за гриву, чтобы не упасть.
Лишь когда они оказались внизу, Дебора увидела, что их скрывают невысокие деревья, растущие рядом с ручейком. Форт лежал на равнине далеко вверху. Ястреб остановился. Дебора озадаченно взглянула на него, но он молчал и прислушивался. Они обменялись взглядами с Джудит, и сердце ее учащенно забилось. Прошло несколько долгих минут. Потом раздались выстрелы.
Ястреб все-таки решил атаковать форт!
Она оглянулась и услышала тяжелое дыхание Джудит, однако Ястреб оставался спокоен. Казалось, он чего-то ждал.
Наконец Ястреб потянул лошадей на крутую каменистую насыпь, находившуюся над ними, и Деборе опять пришлось крепко держаться, чтобы не упасть. Раздалось несколько выстрелов с обеих сторон, и снова наступила тишина. Потом Дебора услышала, как закричали команчи.
Ястреб подождал на краю насыпи, придерживая лошадей.
Появились солдаты, полуодетые, но вооруженные, они вели разговор с двумя воинами. У Деборы замерло сердце.
— Они обсуждают условия вашего возвращения, — сказал Ястреб, когда она взглянула на него.
— Ты… меня продаешь?
— А ты хотела, чтобы я позволил им пристрелить тебя до того, как они выяснили бы, что ты бледнолицая? — раздраженно проворчал он. — Я тебя не продаю, я получаю за тебя выкуп.
Он бросил поводья обеих кобыл, на которых ехали Дебора и Джудит. Пора. Сейчас она въедет в Форт-Ричардсон и никогда больше не увидит его.
На глаза Деборы снова навернулись слезы, она сморгнула, и, к счастью, Ястреб этого не заметил.
— Тогда это прощание.
Ястреб отогнал своего жеребца вперед и взял Дебору за подбородок. Его рука была теплой — она почему-то вспомнила тот день, когда они стояли под соснами, он держал ее руку и нежно смотрел на нее. Она закрыла глаза, когда он поцеловал ее, слегка коснувшись губами ее губ. Он поцеловал ее сильнее, когда она наклонилась к нему, придерживая ее за спину, чтобы она не свалилась с лошади. В этом поцелуе было отчаяние, терзавшее ее душу. Она обвила руками его шею и крепко поцеловала.
Из его горла вырвался хриплый стон, и он отшатнулся.
— Я никогда тебя не забуду, — прошептал он. — День и ночь буду о тебе думать. Usъni.
Повернув жеребца, Ястреб шлепнул ее кобылу по крестцу. Дебора закричала. Этот крик пронесся эхом в ночи, но Ястреба уже и след простыл.
Дебора увидела его снова, когда они с Джудит добрались до солдат, которые нетерпеливо протягивали руки к лошадям. Ястреб ехал между солдатами и своими людьми и что-то громко кричал. Кяманчи исчезли до того, как кто-то из солдат успел отреагировать.
Дебора видела, как последний из них показался на каменистой гряде. Ей это показалось, или Ястреб действительно повернул коня и поднял над головой винтовку? Потом ветер донес до нее вой, и она все поняла.
Луна залила все вокруг ярким светом. Ястреб — дикий, свободный, с волосами, развевающимися на ветру, — скачет на лошади, слившись с ней в одно целое. Таким он навсегда запечатлеется в ее памяти.
— Мэм, мэм, — повторял кто-то.
Она взглянула вниз.
Человек с добрым лицом, в кавалерийских брюках и полушерстяной рубашке держал ее лошадь.
— Все хорошо, мэм. Они уехали. Они теперь не вернутся, они получили, что хотели.
Ее лошадь нервно гарцевала на месте, Дебора пыталась удержать равновесие.
