Диана Крымская - Черная роза
— Первая брачная ночь, Очо, — с улыбкой промолвила Доминик. — Вот и у вас она наступает!..
— Да… Даже не верится! Странно, но Пачита совсем не нервничает. Она у меня удивительная девушка! Совсем не такая, как другие. Признаться, я волнуюсь куда больше нее!..
— Уверена, сеньор, что вы оба сумеете сделать друг друга счастливыми! Но, кажется, играют павану?
— Дайте мне руку, герцогиня де Немюр. Мы с вами будем самой красивой парой в этом танце!
Эпилог
…Через пять дней, ранним погожим сентябрьским утром, Доминик сказала Роберу за завтраком:
— Завтра мы уезжаем из Немюр-сюр-Сен в Лангедок. Все уже собрано. А сегодня — не отправиться ли нам на прогулку?
— Я готов, любовь моя, — и Робер поднялся из-за стола. — Куда мы пойдем?
— Не пойдем, — поедем, — ответила Дом.
— Верхом?
— Да, монсеньор. Ведь вы чувствуете себя хорошо?
— Рядом с тобой — всегда, — сказал де Немюр, целуя ее руку.
— Вот и отлично! Пусть Исмаил оседлает тебе гнедого. А мне — мою Снежинку… Встретимся через полчаса около конюшни! — И Дом убежала в свою комнату.
Когда через полчаса герцог вышел во двор, то увидел, что его жена уже стоит около своей белой кобылы, приторачивая к седлу большую суму. Молодая женщина была одета по-мужски. И Робер сразу вспомнил, когда видел ее в последний раз в подобном костюме, — здесь, в замке, когда похитил ее. И они так же отправились на прогулку… Которая закончилась на поляне с папоротниками.
Доминик улыбнулась мужу и вскочила в седло. Робер последовал ее примеру; и они выехали из замка.
— Куда мы направимся? — спросил герцог у жены.
— На север, — ответила она, послав Снежинку в легкий галоп.
…Через два часа они уже были далеко в лесу. Дом изредка оглядывалась по сторонам. Сможет ли она найти это место?..
Поляна открылась перед ними неожиданно. Она была почти такая же, как и два месяца назад, когда Робер прогнал Доминик отсюда. Ярко светило солнце; пели, хотя и не так заливисто и беспечно, как тогда, лесные птицы; широкие перистые листья папоротников, ярко-зеленые в начале июля, пожелтели и пожухли, начиная сворачиваться.
И все же это была та самая, столь памятная для Дом, поляна. Где Робер целовал и ласкал похищенную им девушку, которую он считал в то время сестрой своей жены. Где Доминик готова была отдаться герцогу, если бы он не остановился…
Да, Робер тогда прогнал ее. Но горечь этого мгновения исчезла, заслоненная воспоминаниями о пережитом в объятиях де Немюра наслаждении. И, взглянув в лицо мужа, Дом поняла, что и он думает о том же, и вспоминает не то, как она его ударила ногой и бросила здесь, и не то, как он кричал на нее и стегнул ее коня, требуя, чтобы она убралась в преисподнюю. Нет; Робер тоже вспоминал сейчас то, как они лежали в этих папоротниках…
Доминик не знала точно, что так влекло ее на это место. Но именно здесь ей хотелось поговорить с Робером. О Шиноне… И не только о нем. Надо было лишь решить, с чего начать?.. Может, ответ подскажет эта поляна?
Молодая женщина соскользнула с седла.
— Мы приехали, любимый, — сказала она Роберу. Он, как и тогда, не без труда перебросил ногу через луку и спрыгнул на землю.
— Это место… Для чего мы сюда приехали? — недоумевающе спросил он.
Она загадочно улыбнулась мужу.
— Разве ты не помнишь? В тот раз мы лежали здесь с тобой… И нам было так хорошо вместе! Но между нами было непонимание… Оно нарушило гармонию. Сейчас этого не произойдет… И мы сможем насладиться любовью до конца!
— Прямо здесь? В папоротниках? Доминик! Земля уже холодная…
Она рассмеялась.
— Герцог Черная Роза испугался сырости!.. Впрочем, любовь моя, я вовсе не хочу, чтоб у тебя начался радикулит. Поэтому я захватила с собой вот эту медвежью шкуру. — И она вытащила из седельной сумы и расстелила мехом вверх на траве большую бурую шкуру.
— Какая предусмотрительность! — засмеялся и Робер, обнимая ее и привлекая к себе.
— Давай ляжем, — шепнула Дом, опускаясь на шкуру. Он с готовностью лег рядом с ней и положил голову ей на грудь. Ее пальцы нежно перебирали густые волосы мужа. Она была в раздумьях. О Шиноне… Сказать сейчас? Или потом?.. Она уже не раз пыталась начать этот разговор. Но Робер моментально прерывал ее. Он не хотел и слышать об этом страшном замке!
Пожалуй, нет. Она скажет ему потом… Сначала — о ребенке.
— Робер, — начала Доминик. — У меня для тебя новость. Очень хорошая… Прекрасная!
— Неужели? — Он поднял голову и взглянул ей в лицо своими серыми глазами. — Какая?
— Я беременна, Робер… У нас будет ребенок!
Он просиял.
— Правда?.. Ты не шутишь?.. Господи… Благодарю тебя! Но… ты уверена?
— Сначала я сомневалась. Думала, задержка из-за всего, что с нами произошло… Все те ужасы… Но теперь я уверена. Чуть больше чем через семь месяцев ты станешь отцом, любимый!
Лицо де Немюра слегка потускнело. Семь с небольшим месяцев!.. Получается, что…
— Да, — говорила Дом, не замечая, как изменилось выражение лица Робера. — Я подсчитала… Наш сын был зачат в ту ночь. Когда я пришла к тебе, любовь моя!.. В нашу первую брачную ночь!
«Или через два дня… Когда я висел в цепях в подземелье… а тебя Рауль запер в Псарной башне. И пришел к тебе… И овладел тобою…», — подумал де Немюр. Но нет. Он дал себе твердое слово — никогда не напоминать ни себе, ни Доминик о том, что пережили они оба в Шиноне. Шинона не было! Этот ужас остался в прошлом. И замок Бланш… и Рауль де Ноайль… Если даже Доминик и отдалась Раулю, — она сделала это, потому что де Ноайль наверняка угрожал ей, что будет пытать и мучить Робера… и она согласилась, чтобы попытаться спасти своего мужа. Имеет ли право де Немюр упрекать теперь жену за это? Нет, конечно, нет!
…Но этот ребенок! Это дитя… Тогда, в Шиноне, когда Робер говорил с женой в подземелье и велел ей бежать, он был почти уверен, что Доминик уже беременна… Что же сейчас заставляет его сомневаться?.. «Это мой ребенок! Мой! Рауль здесь не при чем!.. Я не буду думать о Рауле… Эта тварь мертва! О Боже!.. Дай мне силы забыть! — повторил он несколько раз про себя. — И Доминик… Она лишь моя! Она никому кроме меня не принадлежала!»
Он обнял жену и поцеловал. Она страстно ответила на его поцелуй. Его губы приникли к шее молодой женщины; руки расстегнули на ней колет и рубашку и сжали грудь Доминик, выгнувшейся навстречу пальцам мужа…
Они занимались любовью долго и неторопливо; день клонился к вечеру, и тени удлинились. Становилось прохладно.
— Нам пора возвращаться домой, любовь моя, — шепнул герцог жене.
