Ли Бристол - В кольце твоих рук
— Это обязательно? — скептически спросила она.
— Ну… в общем-то… желательно.
На минуту пиратка задумалась, но затем словно решила отложить размышления до другого раза.
— Продолжай, — сказала она.
— Нужна соответствующая обстановка… Сначала, например, хороший ужин…
— По-моему, я предложила тебе неплохой ужин?
— Приглушенный свет…
— Ну, ты и правда фон-барон!
Саймон вдруг разозлился.
— И уж во всяком случае, — он кивнул на дверь, — это должно происходить наедине. Твой раб… Я надеюсь, он все-таки не будет наблюдать?
Взгляд Сторм проследовал за взглядом Саймона.
— Помпи не раб! — резко произнесла она. — Он служит мне по своей воле. К тому же, — добавила она, словно и впрямь не понимая, почему Саймон против присутствия Помпи, — он немой, и он абсолютно предан мне. Тебя он не тронет, если только я сама ему не прикажу. Помпи всегда охраняет меня.
Терпение Саймона лопнуло. Он поднялся из-за стола.
— Черт побери, женщина, — взорвался он, — да тогда у меня действительно не встанет, если твой телохранитель будет дышать мне в спину! Как ты не понимаешь?..
Лишь теперь, когда эти слова вырвались у Саймона сами собой, он догадался, что больше всего пугало его в этой странной сделке. Конечно же, поспешил уверить себя Саймон, он хочет удалить великана вовсе не для того, чтобы тот не мешал ему переспать со Сторм — об этом не может быть и речи, — а для того, чтобы обезоружить ее и сбежать…
Саймон понимал, что в одном Сторм, во всяком случае, права. Ему никогда не приходилось испытывать недостатка в женщинах, желавших переспать с ним, поэтому он и привык быть таким разборчивым. Он никогда не платил женщинам за удовольствие и никогда, даже в самой ранней юности, не прибегал к услугам проституток из какой-нибудь таверны. У Саймона был изысканный, даже, пожалуй, в чем-то необычный вкус. Ему всегда нравились спокойные, тихие брюнетки, умевшие вести утонченные разговоры и искушенные в искусстве любви, нравилась белая шелковая кожа, нежные пальцы, полные бедра, пышные телеса. Блондинки с бронзовой кожей, голубыми глазами, обломанными ногтями и чувственным ртом были просто не в его вкусе. А Сторм О’Малли костиста, простовата, одета в грубые мужские обноски, не умеет вести светских разговоров и ничего не смыслит в любовном искусстве. В ней нет ровным счетом ничего, что могло бы привлечь Саймона Йорка.
И тем не менее… Что-то в глубине души словно подталкивало его попробовать, хотя бы из любопытства.
Саймон решительно отогнал эти мысли, сердясь на то, что они вдруг пришли ему в голову.
— Вижу, — решительно произнес он, — что наш разговор зашел в тупик. Дальнейшее обсуждение бессмысленно. Ваше предложение для меня просто неприемлемо.
Сторм посмотрела на него. В ее взгляде было что-то такое, что Саймон видел в ней в первый раз, — просьба, почти мольба и такая детская ранимость, что молодому человеку даже стало жаль ее.
Сторм тяжело вздохнула. Опустив глаза, она встала и направилась к двери. Плечи ее как-то сжались, и Саймон отметил, что эта предводительница пиратов вовсе не такая уж громила, как показалось ему вначале, — скорее она была похожа на ребенка, который вдруг задумал играть во взрослые игры.
Сторм повернулась, и вид ее — недоуменно поднятые плечи, раскрытые ладони — был такой, словно она сдается.
Она улыбнулась чуть заметной улыбкой:
— Ты прав, фермер, я действительно неопытна. Но я неглупа, я могу всему научиться, и ты будешь моим учителем. Только делай, а я буду повторять, хорошо?
Саймон снова стал обдумывать тысячи причин, чтобы отказаться, — но он был так тронут этой внезапно произошедшей со Сторм переменой, что просто не мог сказать «нет», и рассеянно кивнул.
— Имя-то у тебя есть? — спросила Сторм уже гораздо более дружеским тоном, словно подтверждая свое решение стать его ученицей.
— Саймон… — Он чуть было не назвал своего полного имени, словно был на светском приеме, но вовремя прикусил язык.
Девушка опустила цепь с фонарем и подкрутила фитиль. В каюте воцарился уютный, таинственный полумрак.
Она критически покосилась на фонарь:
— Тебе нравится такой свет, Саймон?
Пленник уже раскрыл было рот, чтобы сказать, что он не собирается играть в ее игры ни при каком свете, но затем вспомнил, ради чего он уступил Сторм. Он должен отвлечь ее внимание и попытаться бежать.
— Пожалуй, еще чуть-чуть темнее, — сказал он.
Сторм послушно убавила пламя, и оно превратилось в едва мерцающий свет.
Переведя дыхание, Саймон решил попробовать еще один ход.
— Я думаю, — произнес он, — мы должны хоть немного доверять друг другу, иначе я просто не гарантирую, что у нас с тобой получится что-нибудь путное. Может быть, ты все-таки отошлешь своего слугу… и снимешь оружие?
Сторм колебалась. Саймон следил за ней с замирающим сердцем. Наконец пальцы Сторм потянулись к кинжалу, висевшему у нее на поясе.
Но Сторм была не столь глупа, чтобы позволить себе хотя бы на миг остаться без защиты. Она подошла к Помпи и вложила кинжал в его руку.
— Встань по ту сторону двери, — приказала она, — и не входи, пока я не позову тебя. И никого не впускай. Подожди. — Наклонившись, Сторм закатала одну из штанин и, вытащив еще один, маленький и довольно опасный на вид, кинжал, который висел у нее там, придерживаемый подвязкой, отдала его Помпи. — Никого, — повторила она, выпроваживая слугу.
Саймон попытался трезво оценить ситуацию. То, что Сторм отдала свое оружие, было явно в его пользу. Только вот как это использовать?
Сторм снова повернулась к нему.
— Слушай… все эти предварительные ухаживания — они действительно для тебя так важны?
Саймону лишь сейчас пришла в голову мысль об абсурдности ситуации, в которой он находится. То, о чем любой мужчина со времен Адама мог лишь мечтать в своих самых сокровенных снах, сейчас само плыло к нему в руки — а он еще пытается от этого убежать! Но каким кошмаром вдруг оказалась на деле эта «мечта любого мужчины»! То, что в мыслях представляется одним, на деле может оказаться совсем другим. Саймон вдруг сам удивился, сколько жизненных уроков он извлек из короткого общения с этой необычной девушкой.
Не зная, как ответить, Саймон спросил о том, что действительно его занимало:
— Один вопрос: почему? Почему ты это делаешь?
Сторм не замедлила с ответом:
— Потому что мне уже двадцать два года, и я устала жить в неведении. Я хочу наконец знать, что же такое — эта страсть, что связывает мужчину и женщину?
— А если тебе не понравится то, что ты узнаешь?
