Мэри Пирс - Возвращение
Линн не нравилось, когда мальчик один сидел в темноте в комнате и наблюдал за звездами. Она постоянно волновалась за него.
— Мне кажется, что ему в голову приходят разные мысли, когда он сидит и смотрит на звезды. Может, нам стоит перевести его вниз?
— Что ты все время волнуешься и пристаешь к парню? — спросил ее Джек. — Он там счастлив и оставь его в покое.
Роберт теперь был постоянно чем-то занят. Мистер Мейтленд, приходивший к ним раз в две недели, был поражен переменами в мальчике. Роберт сам выбрал интересующую его тему, и учитель приносил ему новые книги, чтобы Роберт совершенствовал свои познания в астрономии. Роберт ставил перед собой следующее задание, или «проект», как он называл это сам. И книг постоянно не хватало.
Он писал сочинения на эти темы, и в них даже начали появляться намеки на юмор.
— «Коперник, полярная[1] звезда астрономии, оставил Краковский университет…»
Однако Линн опять была недовольна: если раньше он вообще ничего не читал, то теперь ей казалось, что он читает слишком много. Чарли часто покупал ему книги, и вскоре у мальчика собралась довольно приличная библиотека — книги о диких птицах, о погоде, звездах, по физике, математике, химии… Он жадно проглатывал их все. Одна книга всегда лежала в изголовье его постели, а другая в коляске.
— Ты слишком много читаешь и испортишь себе зрение, — говорила Линн. Она даже ругала его, и вечером, когда она задувала в его комнате свечку, забирала с собой спички.
— Хватит читать, тебе нужно нормально поспать.
Но он утащил с собой наверх спички и снова зажигал свечку, когда мать уходила. Он мог читать всю ночь напролет.
Как только он слышал какой-нибудь шорох, то сразу же тушил свечу.
Как-то ночью Линн пришла, чтобы посмотреть на него. Он лежал очень тихо и делал вид, что спит. Когда Линн подошла ближе со свечой к его постели, он пошевелился и сделал вид, что его раздражает свет от ее свечи.
Но он не смог обмануть Линн.
— Ты опять читал, правда?
— Откуда ты знаешь?
— От твоей свечки сильно пахнет, — сказала ему Линн. — Ты ее потушил только что.
— Я хотел закончить главу, вот и все.
— Я не разрешаю тебе читать при свете свечи, ты погубишь глаза. Сколько раз мне нужно повторять тебе это?
— Тысячи раз, — пробормотал Роберт.
Чарли пришел в комнату следом за Линн и остановился у порога. Потом он подошел к постели и прошептал:
— Тебе нужно тушить ее вот так. — Он лизнул большой и указательный пальцы и затем прижал ими воображаемый фитиль свечки.
— Тогда запаха будет меньше, и твоя мать ничего не узнает.
Он подмигнул мальчику и таинственно кивнул головой, и они веселились вместе с Робертом, но Линн рассвирепела и накинулась на него, сверкая глазами.
— Почему ты учишь его подобным вещам? Он никогда не смел меня ослушаться! Теперь он постоянно только это и делает. Это ты во всем виноват!
— Боже, что случилось такого страшного? Ему действительно нужно было дочитать главу…
— Знаю я эти главы! — шумела Линн. — Он читал уже больше двух часов!
Она поставила свечку на столик, засунула руку под подушку Роберта, вытащила оттуда книжку и показала шрифт Чарли.
— Ты только посмотри, какие там мелкие буквы! Ты что, хочешь, чтобы он остался на всю жизнь слепым, кроме того, что он стал калекой?!
Чарли замер, глядя на нее, и она с разбегу остановилась, она молчала, не зная, что делать дальше, потом повернулась и побежала вниз по лестнице Чарли сел на постель, и мальчик грустно сказал ему:
— Наконец мама сказала все вслух! Я останусь инвалидом на всю жизнь!
— Нет, — сказал Чарли. — Это неправда! Черт побери, этого не случится!
— Мама думает по-иному. Она — медсестра и знает лучше!
— Она не хотела говорить тебе это. У нее просто сорвалось с языка, потому что ей больно смотреть на тебя. Она страдает, оттого что ты лежишь такой беспомощный.
— Вот как! Я не уверен в этом! Мне кажется, что ей правится, когда я такой беспомощный. Тогда она всегда сможет командовать мною!
— Эй, — сказал Чарли, — Роб, тебе не стоит так говорить о матери.
Его поразили и огорчили слова мальчика.
— Может, мне и не стоит так говорить, но я все равно так думаю.
— Ты все не так понимаешь, — продолжил Чарли. — Мать хочет, чтобы ты поправился. Если бы ты знал, как она молится о твоем здоровье каждый вечер…
— Молится, — презрительно сказал Роберт. — Какая польза от молитв, хотел бы я знать?!
— Ну, — беспомощно заметил Чарли, — мне тоже кажется, от этого мало пользы.
Он потер шершавый подбородок.
— Мне кажется, что нам нужно попробовать что-то еще.
Под взглядом синих ласковых глаз Чарли Роберт немного смягчился и даже улыбнулся. Чарли мог всегда как-то помочь ему немного прийти в себя своими спокойными шутками и ласками. Хотя обида его не оставила и под глазами у него резко пролегли тени, он расслабился.
— У меня испортилось настроение.
— Я понимаю, — сказал Чарли. — У тебя были для этого причины.
— Мне стало так жаль…
— Это вполне естественно, иначе ты бы не был человеком!
— Ты действительно веришь, что я снова смогу ходить?
— Я в этом совершенно уверен, — твердо сказал Чарли.
— Ты так говоришь, чтобы подбодрить меня.
— Ну и что, если это так? Для начала тебя кто-то должен подбодрить. Если врачи уже больше ничего не могут сделать для тебя, а они сказали нам именно это, дальше тебе придется сражаться самому, и эта борьба начинается в твоей голове.
Чарли встал и подошел к комоду. Он вынул из коробки коньки Роберта и подвесил их за кожаные шнурки на крюк, торчащий из потолка.
— Когда у тебя будет плохое настроение, тебе всегда нужно будет смотреть на эти коньки. В следующую зиму ты их наденешь и станешь летать по замерзшим прудам. Ты должен себе представить, как они надеты у тебя на ногах, и ощущение льда под коньками. Он напоминает зеленое стекло, и мимо тебя проносятся деревья, все белые от инея!
Роберт задумчиво посмотрел на него. Ему несложно было представить себе подобную картину, но до ее воплощения была такая долгая дорога.
— Неужели так когда-нибудь будет?
— Я в этом совершенно уверен, как если бы я был самим Господом Богом! Но почти все зависит от тебя! Тебе нужно собрать в кулак свою силу воли. Если кто-то скажет тебе, что ты никогда не сможешь ходить, ты сразу можешь посылать их к черту!
— Даже мою мать?
— Да, и ее тоже!
Когда Чарли пошел вниз, Роберт лежал, сцепив руки за головой, и не сводил взгляда с висящих коньков. Они слегка покачивались в воздухе и блестели в свете свечи.
