Гейл Линк - Песнь надежды
Марина Алленвуд поднялась с места под аплодисменты гостей.
– Что же, – согласилась женщина, очаровательно улыбаясь, – надо, значит надо. – Она подошла к черному роялю. – Что мне спеть, Димитрий Петрович?
– Что пожелаете, мадам, – галантно ответил пианист.
Наклонившись, Марина прошептала название песни, которую собралась исполнять. Он снова заулыбался, явно одобряя выбор хозяйки. Его проворные пальцы забегали по клавиатуре, когда певица начала веселую и живую русскую народную песню своим приятным сопрано. Допев ее до конца, леди Алленвуд тут же запела другую, уже по-французски.
Удовлетворенная своим импровизированным выступлением, Марина принялась искать желающих сменить ее у рояля. Взгляд хозяйки остановился на любовнике Наташи.
– Может быть, вы? – спросила она Тони. Стоящая рядом Наташа пыталась подбодрить его.
– Нет, – отказался юноша, качая головой. – Я абсолютно не умею петь.
– Вы уверены в этом? – удивленно спросила Марина.
– Вполне, – со смехом ответил молодой человек. – Когда я еще учился в школе, руководитель хора как-то сказал мне, что мой голос можно спутать с кваканьем лягушек. И с тех пор, уверяю вас, мой голос ничуть не изменился. – Глаза Тони искрились смехом.
– Ну что же, – сказала Марина, обводя взглядом присутствующих, – в таком случае, попросим выступить кого-нибудь еще. Есть желающие?
– Леди Джиллиан, – произнесла Джорджи. Повернув голову, Джилли удивленно уставилась на подругу, словно говоря: зачем ты это сделала? Художница лишь пожала плечами. Джилли посмотрела в темно-синие глаза Рейфа.
Обычно, выступая перед многочисленной, в основном, незнакомой аудиторией, девушка испытывала волнение. Но сейчас, зная, что рядом Рейф, она чувствовала себя спокойной и уверенной. Нужно сделать это ради него. Джилли встала и направилась к роялю.
– Что вы хотите исполнить, мадемуазель?
– Вы знаете старую английскую песню «Зеленые листья»?
– Конечно, – ответил пианист и тихо наиграл мелодию. – Вы это имели в виду?
Джилли одарила музыканта ослепительной улыбкой.
– Oui, monsieur![1]
– В таком случае, я готов, – сказал Димитрий.
Джилли слегка поклонилась и запела. Поначалу ее тихий и неуверенный голос напоминал шепот, но это продолжалось, лишь пока она не отыскала лицо Рейфа. Теплое контральто девушки зазвучало громче, в манере исполнения появилось больше чувства и души. Как только песня смолкла, раздались громкие аплодисменты. С пылающими щеками, Джилли поклонилась слушателям. Опустив глаза, она вспомнила тот последний раз, когда пела эту песню: аккомпанировал брат, а в роли слушателей выступали Тори, трое ее сыновей и Рейф. Помнит ли он этот день?
Воспоминания, острые, как лезвие бритвы, вонзились в мозг Рейфа. Он помнил – помнил все, и слишком отчетливо.
– Браво, мадемуазель, – воскликнул Димитрий и встал, чтобы поцеловать руку Джилли.
Похвала из уст знаменитого русского пианиста льстила девушке.
– Вы слишком добры, месье, – ответила она, отвлекаясь от недавних мыслей. Пианист покачал головой.
– Неправда. – Он обвел взглядом гостей. – Вы считаете, что любой из присутствующих смог бы выступить так блестяще? Такое страстное выступление! – Димитрий взмахнул рукой. – Вы, случайно, не русская?
Джилли тихо засмеялась.
– Нет, месье. Стопроцентная англичанка. В голосе пианиста прозвучало недоверие.
– Не может быть. Трудно в это поверить.
– Но это действительно так, – сказала девушка, мило улыбнувшись.
Темные глаза Димитрия вспыхнули.
– В таком случае, вы влюблены, – заключил он уверенно. – Только любовь способна растопить ледяную английскую сдержанность.
– Как вы догадались? Действительно, влюблена. Русский располагал к тому, чтобы делиться с ним секретами.
– И этот человек присутствует в зале, он здесь, да? – прошептал Димитрий, окидывая быстрым взглядом зрителей.
– Да, месье, он здесь. Именно поэтому я хочу просить вас об одном одолжении.
– Ради Бога, мадемуазель, называйте меня просто Димитрий, – попросил пианист и, к удивлению девушки, расцеловал ее в обе щеки. – А теперь просите все, что пожелаете.
– Сыграйте, пожалуйста, вальс.
– Я сделаю это для вас, – сказал Димитрий и снова поцеловал руку Джилли.
Пианист повернулся к слушателям, которые воспользовались паузой, чтобы поболтать и выпить по бокалу вина. То и дело раздавались хлопки открываемых бутылок с шампанским; лакей с бокалами на серебряном подносе обходил гостей.
– Сейчас я исполню вальс, – объявил Димитрий. Двери, за которыми находилась танцевальная зала, распахнулись, и комната внезапно приняла гораздо большие размеры. Тщательно натертый дубовый пол блестел, словно ожидая танцующих.
Джилли взяла бокал шампанского и, глядя, как несколько пар уже закружились в вальсе, сделала большой глоток. Вспомнились слова Димитрия. Неужели иностранцы видят ее соотечественников именно такими – холодными, бесчувственными, не знающими любви, не ведающими огня страсти, флегматичными и гордящимися этим? А что, если и Рейф видит ее такой же?
Если это так, то сегодня он поймет, что заблуждался, решила девушка, возвращая пустой бокал проходившему мимо лакею. Набравшись смелости, Джилли подошла к Рейфу.
– Можно тебя пригласить? – спросила она. Рейф поставил бокал с портвейном на каминную полку и постарался придать лицу сдержанное выражение. Что за удивительное существо эта девушка? Только что ему хотелось задушить пианиста, который так нагло обращался с Джилли; теперь же он полон счастья из-за того, что эта удивительная красавица с сияющими голубыми глазами пригласила его на танец.
Они присоединились к танцующим. Рейф обнял тонкую талию Джилли и закружил ее в вальсе. Какой нежной показалась ему рука, которую он сжимал, гладкой, как шелк платья. Кожа Джилли будет точно такой же, он был уверен в этом, чем-то средним между шелком и атласом. Однако все это совершенство предназначалось не для него.
– Мы должны увидеться немного позже, – сказал Рейф, стараясь оставаться спокойным, – нам необходимо поговорить кое о чем.
Джилли так и подмывало признаться, что ей тоже необходимо поговорить с ним.
– Когда и где?
– В библиотеке, через полчаса.
– Хорошо, – тихо ответила девушка, мечтательно улыбнувшись.
Все произошло так внезапно! Скоро она, наконец, сможет признаться ему в своих чувствах. Рейф, вероятно, хочет извиниться за свое поведение при их первой встрече в этом доме, и особенно, за стычку на конюшне. Может быть, она простит его еще до того, как признается в любви. Заставит несколько минут помучиться, оставляя в неведении, а потом объявит о прощении. Ничто на свете не имеет такого значения, как их любовь друг к другу. К молодым людям подошел мистер Джексон Смит и пригласил Джилли на следующий тур вальса.
