Кортни Милан - Испытание желанием
— Для того чтобы вести семейную жизнь, вовсе не нужно доверие, Нед. — Она покачала головой. — Я лишь стараюсь мыслить рационально, практично. — Однако сердце ее стучало совсем не практично, в полном противоречии с ее рассудительными словами.
— Ты скажешь мне, почему Харкрофт так подействовал на тебя сегодня? Почему ты чувствовала себя так неловко в его присутствии? Я понимаю, иногда он бывает слишком требовательным и суровым, немного чересчур безукоризненным. Но я знаю его с тех пор, как мы оба бегали в коротких штанишках. У него добрые намерения. Он был… он и сейчас остается моим другом.
Все думают, что у Харкрофта добрые намерения. В том-то и был весь ужас, весь ад этой ситуации, что любой человек, кому бы она обо всем рассказала, обратился бы к Харкрофту, стремясь найти подтверждение ее сказке. Однако тот производил прекрасное впечатление, был разумным и рассудительным. Никто бы даже не обратил внимания на недельной давности синяки, когда Харкрофт все объяснил бы логично и рационально. А кроме всего прочего, она пообещала Луизе хранить молчание.
Что же касается личных нужд и желаний самой Кэтлин — ее стремлений возродить их брак, ее жажды его прикосновений… что ж, если положить на другую чашу весов саму жизнь Луизы, станет убийственно очевидно, что весят они ничтожно мало.
Нед думает, что Харкрофт хочет только добра. Они не просто друзья, но хорошие, давние друзья. Когда Нед попросил его, Харкрофт ввел леди Блейкли в свет, несмотря на явные недостатки ее происхождения. Его поддержка очень помогла и сильно отличалась от повсеместного неохотного принятия и полного отвержения. Харкрофт помог сгладить весьма и весьма нелегкую ситуацию. Они все были должны Харкрофту. Никто даже не задался вопросом, были ли у Луизы основания для побега.
Кейт попыталась отступить, но изгородь не дала ей этого сделать.
— Да, ты прав. Я тебе не доверяю. Если ты посмел оставить свою молодую жену на потеху светским сплетникам, подвергнуть ее насмешкам и оскорбительным пари, ты бы сам доверял себе?
— Кейт, я…
Она положила руки ему на грудь и легко его оттолкнула. Надеялась, что он отодвинется, освободив ей пути к отступлению. Однако вместо этого Нед лишь изящно склонился к ней так, будто ее толчок был всего лишь нежным напоминанием.
Он провел рукой по своим подсохшим волосам, которые снова падали ему на глаза.
— Я оставил Англию, чтобы кое-что доказать себе. Я думаю… я думаю, мне остается еще многое доказать тебе. — Нед произнес эту сентенцию удивленным голосом, будто только что обнаружил, что у него есть жена и обязанности.
Вряд ли это могло послужить утешением. Ее муж вовсе не нуждался в напоминаниях о том, что он должен Харкрофту.
Глава 6
День Неда так и не наладился. Беседа за ужином едва теплилась. Никто не хотел вести себя так, будто бы это был обычный домашний вечер, когда джентльменам приличествовало потягивать свой портвейн, а после — присоединиться к дамам и поучаствовать в увлекательной игре в шарады. Холодная вежливость сама по себе казалась шарадой.
После ужина гости Неда разошлись по комнатам, а сам он направился в библиотеку. Он решил пойти туда, поскольку эта комната показалась ему безопасной — безлюдное помещение, заставленное книжными полками и темной мебелью, освещенное лишь стоящей на низеньком столике масляной лампой и тусклым оранжевым пламенем камина.
Однако едва ступив внутрь, Нед обнаружил, что он там не один.
— Кархарт.
Нед услышал глубокий голос прежде, чем различил темный силуэт, сгорбившийся в кресле около камина. Дрова прогорели, практически превратившись в угли. Их неяркое пламя едва заметно поблескивало из-за каминной решетки. Бокал портвейна, наполненный менее чем наполовину, стоял на маленьком столике перед Харкрофтом. Зная своего друга, Нед предположил, что тот едва-едва успел пригубить свою порцию.
— Заходи, — проговорил Харкрофт, — выпей со мной бокальчик.
Ни за что. Его губы презрительно скривились.
Даже несмотря на то, что Нед не произнес ни слова, Харкрофт, должно быть, понял смысл его невольной гримасы. Он повернулся в кресле и посмотрел в глаза Неду. Взгляды, которыми они обменялись, пробудили давние воспоминания, относящиеся к поре их далекой юности. Оба они учились в Кембридже. Как-то вечером они выпили вместе слишком много бутылок кларета[16]. Это случилось как раз во время одного из «плохих» периодов Неда — незадолго до того, как он был исключен за абсолютное ничегонеделание. Алкоголь, который он поглощал тогда в надежде, что тот излечит его горести, чем бы они ни были вызваны, не помог. Напротив, в ту ночь они с Харкрофтом напились до чертиков.
После того как они прикончили, по мнению Неда, четвертую бутылку, хотя Харкрофт настаивал, что она была шестой, они занялись тем, что ни один уважающий себя мужчина никогда бы не стал делать — обсуждать свои чувства.
Детально.
Неда до сих пор пробирала холодная дрожь при одном только воспоминании об этом.
— Совсем немного, — сказал он, делая соответствующий жест рукой, — просто для того, чтобы поддержать компанию.
— Да, да. — Харкрофт понимающе скривил губы. Хотя, возможно, ему тоже было что вспомнить.
Он встал, подошел к стоявшему на полке графину и налил Неду глоток рыжевато-коричневой жидкости.
Нед взял бокал и сел в кресло напротив Харкрофта. Казалось, их внимание было единодушно приковано к догоравшему пламени камина.
Смотреть на него было гораздо проще, чем взглянуть в глаза Харкрофту. Даже будучи сильно пьяными, они инстинктивно избегали прямого разговора на тему столь скользкую и эмоционально наполненную, как та, что больше всего на свете беспокоила Неда. Однако в итоге получилось так, что, кроме маркизы Блейкли, Харкрофт был единственным человеком на земле, которому было хоть немного известно о мучающем Неда недуге.
В ту ночь он сделал туманное, сентиментальное, пьяное признание. Он сказал Харкрофту, что боится, будто с ним творится что-то не то, что-то непоправимо странное и непонятное. Харкрофт, достигший сходной степени опьянения, признался, что с ним происходит то же самое. Конечно, они говорили обо всем лишь в общих словах. Даже будучи сильно пьяным, Неду удалось не впасть в полнейшую глупость и не пожаловаться на неясную, озадачивающую, необъяснимую грусть, что иногда настигает его. Харкрофт также не стал описывать подробно то, что случается с ним. Они назвали это — нечто, случаем. В ту ночь оно показалось им отдельным созданием. Они выпили за его кончину.
