Лилия Подгайская - Любовь на все времена
Извлечённый из глубины дома месье Жильбер Серве большой радости при виде племянницы не высказал, однако признал её, поскольку она была очень похожа на свою мать.
– Хорошо, малышка, всё это ты расскажешь мне потом, – заявил не слишком гостеприимный хозяин. – А сейчас простись со своими провожатыми. К сожалению, я не могу разместить такой большой отряд даже на одну ночь. У меня совсем небольшой дом, и полно детей.
На англичан он даже не взглянул, повернулся и ушёл в дом, откуда вскоре раздался недовольный женский голос и детский визг. Ингрид поморщилась и виновато посмотрела на Герберта. Он успокаивающе кивнул головой и, прощаясь, сунул ей в руку кошель с деньгами. Потом отвернулся и вскочил на коня. Сопровождавшие леди воины наскоро простились с ней и умчались вслед за своим рыцарем. Она осталась одна, если не считать Элли, и этот дом, похоже, не сулил ей ничего хорошего.
Домой англичане возвращались как-то невесело, непривычно тихо – ни шуток, ни смеха. Такого с ними раньше не бывало. Джайлз хмурился и всю дорогу молчал. Пол без конца ругался сквозь зубы. Рон был печален. Остальные, глядя на товарищей, тоже помалкивали. Сам рыцарь был мрачнее тучи. На душе было скверно. Казалось, что он лишился чего-то очень важного и нужного. Но он ведь всё сделал, как должен, как задумал с самого начала. Почему же так плохо, так больно?
Попав, наконец, в своё поместье, он не увидел привычной радости на лицах домочадцев. Люди были сдержаны и отводили глаза.
Мистрис Кэт не вышла встречать его на крыльцо, хотя, вне всякого сомнения, о его возвращении знала. Войдя в зал, Герберт нашёл её сидящей у огня с каким-то рукоделием на коленях. Она подняла голову и взглянула на него неприветливо и холодно, чего не позволяла себе никогда до этого.
– Ну что, отвёз своего сына во Францию? – спросила тихим, напряжённым голосом – Хороший подарок будет какому-нибудь престарелому французу, молодая страстная женщина и двое детишек в придачу.
– Что? Что ты сказала? – вскинулся Герберт.
Он был потрясён, буквально сбит с ног тем, что услышал.
– Только мужчина может быть таким болваном, – зло бросила ему в лицо домоправительница, – да и то не всякий. Неужели ты не видел того, что было очевидным всем в доме? Но где уж тебе! Жалкий клочок земли закрыл тебе всё. Ради него ты предал и любовь, и своего ребёнка.
Женщина вскочила на ноги, уронив на пол своё рукоделие, и поспешно вышла из комнаты. Но Герберт успел заметить блеснувшие на её глазах слёзы. А он стоял как громом поражённый, растерянно глядя ей вслед.
Мистрис Кэт впервые за все годы сорвалась и позволила себе говорить с хозяином, как с собственным сыном. Ни для кого в поместье не было секретом, что она все годы после смерти матери Герберта была любовницей его отца и фактической хозяйкой в доме, а мальчика вырастила, как родного, с пелёнок. Он и называл её в детстве «мама Кэт».
Не выдержав напряжения, рыцарь пошёл за женщиной на второй этаж. Он вдруг вспомнил, как в детстве бежал к ней со всеми своими обидами и неприятностями, прижимался к её тёплым коленям и всегда находил утешение и ласку. Что же произошло сейчас? Он решительно открыл дверь и вошёл в комнату. Домоправительница стояла у окна, прижав руки к лицу, плечи её вздрагивали.
– Мама Кэт, – тихо позвал он, – я что-то сделал не так?
Он подошёл к ней, повернул к себе лицом и обнял, прижав к груди. Женщина несколько раз всхлипнула, потом подняла на него заплаканные и очень печальные глаза.
– Ты ещё спрашиваешь, мой мальчик? Неужели сам не понимаешь? У тебя в руках была единственная в твоей жизни женщина, которая к тому же любит тебя без памяти. Поверь, другой такой тебе уже не встретить никогда. А ты прогнал её, увёз за тридевять земель вместе со своим ребёнком. Неужели ты не понял, что она в тягости от тебя?
– Нет, мама Кэт, не понял, – растерянно отозвался рыцарь. – Она ведь ничего не сказала.
Мистрис Кэт невесело усмехнулась.
– Дурачок, с чего бы она тебе стала говорить? Она гордая женщина, а ты всё время давал ей понять, что она для тебя временная игрушка и только. Ты был приветлив и ласков с ней, не спорю, но ни на один день не позволил ей забыть, что осенью женишься на той бесцветной жерди, что принесёт с собой кусок земли. Земля – это всё, что тебя волнует. А как ты будешь в постель ложиться каждый день с той, визгливой, ты подумал? Как целовать её станешь? И ведь на всю жизнь будешь к ней привязан. Она, может, и родит тебе детей, таких же бесцветных как сама, а может, и нет. Её мать была не слишком-то плодовита, всего двоих родила, только одну дочь вырастила. А твой сын во Франции будет расти, бастардом. Хорошо! Просто замечательно!
Она презрительно фыркнула и вновь залилась слезами, не скрывая их и не пряча глаз.
– А Ингрид, бедная девочка, так плакала по ночам перед отъездом. Нам улыбалась, а по ночам рыдала в подушку. Впереди-то у неё ничего хорошего нет. Замуж её, конечно, отдадут, но за кого? И кто будет воспитывать твоего сына, тоже вопрос.
– Ты так уверенно говоришь про сына, мама Кэт, – он смотрел на неё виноватыми глазами и, казалось, сам готов был заплакать, – как ты можешь знать?
– Да уж могу, на лице это у неё написано. В прошлый раз, когда она с Бланш ходила, лицо у неё совсем другое было. Это же очевидно.
– Что же я наделал, мама Кэт? – в глазах Герберта пробилась боль. – Я хотел сделать так, как должен. Мне самому с ней расстаться было, как сердце из груди вырвать. Но я думал, что справлюсь с этим. Зато поместье станет больше и крепче. На том куске земли, что даёт за дочерью сэр Пауэр, можно хороший дом поставить для одного из сыновей. О том, что сам зачахну с такой женой, как Абигайль, и не подумал. Только теперь понял, когда сердце моё там, далеко, под Сомюром осталось. А ты ещё про сына говоришь мне.
Герберт махнул рукой и выскочил из комнаты домоправительницы. Ещё не хватало расплакаться как мальчишка. А веки подозрительно жгло. Он спустился вниз, велел принести ему ужин и побольше вина. Долго сидел в зале, сперва за столом, потом перед очагом. Осушил не одну чашу. Но хмель не брал. На душе скребли кошки в десять, нет, в двадцать когтистых лап. Уснуть тоже не удалось, хотя после долгой дороги тело и просило отдыха. Зато утром пришло решение. Он вызвал к себе капитана Бродика и отдал ему распоряжения относительно того, что и как следует сделать в поместье в его отсутствие. Потом призвал Джайлза и велел готовиться к новой поездке во Францию. Глаза старого воина заблестели весело и молодо, лицо расплылось в улыбке.
– Мы будем готовы через два часа, сэр, – отчеканил он и вылетел из зала.
Мистрис Кэт, услышав новости, тоже расцвела и засветилась радостью. В поместье началась весёлая суматоха – надо было собрать хозяина в дальний путь.
