Шерри Томас - Ночные откровения
– Вы поете замечательно. Но здесь нельзя шуметь. – «И где лорд Фредерик, чтобы выручить ее из беды на этот раз?»
– Где же тогда можно?
– Если вам так уж необходимо петь, выйдите на улицу.
– Логично.
Маркиз, спотыкаясь, сделал несколько шагов и потянулся к двери дядиной комнаты.
Рванувшись за идиотом, Элиссанда отбросила его руку от дверной ручки.
– Вы понимаете, куда идете, лорд Вир?
– Но ведь это дверь на улицу!
– Вовсе нет, сэр. Это дверь в спальню моего дяди.
– Да? Прошу прощения. Уверяю вас, мисс Эджертон, я редко допускаю подобные ошибки – у меня врожденное умение ориентироваться.
Что да, то да.
– А вы не могли бы показать мне выход? – попросил маркиз.
Девушка глубоко вдохнула.
– Разумеется. Следуйте за мной. И, умоляю вас, помолчите, пока мы не выйдем из дома.
Запеть маркиз не запел, но и не замолчал. Выписывая вокруг Элиссанды кренделя, он спросил:
– Правда, играть сегодня в «Хрюкни, поросенок» было необычайно весело?
– Никогда лучше не проводила время.
– О, я навсегда сохраню в памяти ощущение вашей мягкости на моих коленях.
Она не будет хранить в памяти ощущение его твердости. Элиссанда презирала себя за вспыхнувшее при этом воспоминании лицо. Как она могла почувствовать к маркизу хоть малейшее влечение? Такая глупость, как у него, должна безошибочно определяться даже на ощупь, как, например, горячка. Или проказа.
Девушка ускорила шаг. Маркиз как-то умудрялся не отставать.
– А как вы думаете, почему воспоминание о вашей мягкой части на моих коленях более существенно, чем, например, о мисс Мельбурн?
Если бы Элиссанда уловила хоть малейший намек на намеренную вульгарность слов маркиза, она бы развернулась и стукнула его. Или пнула бы ногой со всей силы.
Но маркиз явно впал в свойственную ему наивную бестолковость, так что наброситься на него было, словно ударить ребенка или избить собаку.
– Несомненно, потому, что моя мягкая часть в два раза больше, чем у мисс Мельбурн.
– Неужто? Удивительно. И как я об этом раньше не подумал?
Дойдя до входной двери, девушка отперла ее и отвела маркиза на некоторое расстояние от дома. Как только они остановились, тот принялся голосить. Элиссанда повернулась, чтобы удалиться.
– Нет-нет, мисс Эджертон, вы не можете уйти. Я настаиваю, останьтесь – я хочу петь для вас.
– Но я устала.
– Ладно, тогда я буду петь под вашими окнами. Правда, романтично?
Уж лучше сразу напихать в уши гвоздей.
– В таком случае, я останусь и послушаю.
Его песнопения были нескончаемы, как индусское бракосочетание. За это время улитка успела бы покорить Монблан. Или Атлантида смогла бы подняться из морских глубин и вновь затонуть.
На дворе было ветрено и прохладно – не больше десяти градусов. Девушка в своем легком вечернем платье поеживалась, голые плечи и руки покрылись гусиной кожей. Подвыпивший маркиз громогласно фальшивил. Даже ночное небо вошло в сговор против Элиссанды: ни капли дождя, который бы вынудил вокалиста отправиться спать, и слишком облачно, чтобы предложить ему в тишине полюбоваться звездами.
Внезапно маркиз умолк. Элиссанда изумленно воззрилась на него: она почти смирилась с тем, что он способен не замолчать никогда. Лорд Вир поклонился, чуть не брякнувшись при этом оземь, и выжидающе посмотрел на девушку. Ей, очевидно, полагалось аплодировать. Она захлопала. Что угодно, лишь бы от него избавиться.
Ее аплодисменты привели маркиза в восторг, о чем он не преминул тут же сообщить:
– Я так рад, что доставил вам удовольствие, мисс Эджертон! Теперь я спокойно усну, зная, что ваша жизнь стала лучше и богаче от моего пения.
Она не ударила его. Несомненно, это когда-нибудь послужит основанием для причисления Элиссанды к лику святых. Только святой дотерпел бы до этого времени и не избил бы маркиза до полусмерти.
Она довела лорда Вира до самой его двери и даже открыла ее перед ним.
– Прощай, прощай; минуты расставанья исполнены столь сладкого страданья[22], – маркиз снова поклонился и, пошатнувшись, стукнулся о дверной косяк. – Кстати, вы не помните, кто это написал?
– Несомненно, кто-то из ныне усопших, сэр.
– Пожалуй, вы правы. Спасибо, мисс Эджертон. Благодаря вам этот вечер получился просто незабываемым.
Она прямо-таки втолкнула неугомонного маркиза в комнату и захлопнула дверь.
Тетя Рейчел, конечно же, спала – лауданум помогал ей сбегать от действительности. Иногда – а в последнее время все чаще – Элиссанда и сама чувствовала это искушение. Но она боялась попасть в зависимость. Единственным ее стремлением была свобода. А какая может быть свобода в безотрадной подчиненности настойке, даже не будь рядом ее дяди, способного в любой момент отнять бутылочку?
У Элиссанды оставались только день и ночь. А освобождение было ничуть не ближе, чем два дня назад. На самом деле, оно было еще дальше, чем казалось в те благословенные часы, когда девушка уже увидела лорда Вира, но еще не услышала его. А лорд Фредерик, милый, добрый, любезный лорд Фредерик был на свой лад недосягаем, как луна.
Она поставила на карту все – и, кажется, была обречена на проигрыш. Элиссанда просто не знала, что еще предпринять.
– Беги, – внезапно прошептала тетя Рейчел.
– Вы что-то сказали, мэм? – метнулась к кровати Элиссанда.
Тетушкины веки затрепетали, не открываясь.
– Уходи, Элли. И не возвращайся! – бормотала она во сне.
Однажды, когда Элиссанде было пятнадцать, она уже попыталась уйти. И именно эти слова шепнула ей на ухо тетя перед тем, как девушка прошагала пять миль до Элсмира. От Элсмира она доехала местным поездом до Уитчерча. Затем до Крю, откуда до Лондона оставалось три часа езды.
Но в Крю Элиссанда сломалась.
Она вернулась домой в конце дня, пройдя те же пять миль до Хайгейт-корта за полчаса до того, как возвратился дядя. Тетушка Рейчел ничего не сказала. Просто заплакала – они вдвоем заплакали.
– Уходи, – прошептала больная еле слышно.
Элиссанда прижала руки к лицу. Ей нужно подумать. Она не может позволить такому пустяку, как неспособность добиться брачного предложения, преградить ей путь. Разве Бог мог наслать крыс на дом леди Кингсли всуе?
Девушка вскинула голову. Что там сегодня рассказывала леди Эйвери? Она обнаружила мужчину и женщину в буфете раздетыми, и им пришлось пожениться?
Леди Эйвери могла бы застать Элиссанду и лорда Фредерика вместе раздетыми... И тогда им придется пожениться.
Но разве она сможет так поступить с этим милым джентльменом? Осмелится намеренно устроить ему ловушку? Это ее дядя – коварный, жестокий, манипулирующий людьми человек. Элиссанде никогда не хотелось походить на него.
