Барбара Картленд - Бескорыстная любовь
— Тогда постарайтесь избегать его общества, пока вы здесь.
— Я и пытаюсь поступать так. Вот сегодня, например, я сослалась на то, что еще не окончила платье для кузины Эйврил, которое она собирается надеть вечером. — Не ожидая реплики маркиза, она добавила: — Сегодня вечером должен быть другой оркестр, и мне вряд ли… удастся избежать общества мистера Дентон-Паркера.
— Но ведь есть же в этой компании и какой-нибудь порядочный джентльмен? Он мог бы побеседовать с вами и при случае отвести от вас домогательства и ухаживания Дентон-Паркера?
Произнеся это имя, он подумал, что скорее всего это достойный приятель сэра Перси — такой же наглый нувориш, рвущийся вверх по социальной лестнице. Он и двойную фамилию взял себе только из-за того, что она звучит более внушительно.
— Нет, боюсь, что нет… Они мне все кажутся одинаковыми… Правда, не столь навязчивы… как мистер Дентон-Паркер, но они много пили за обедом!
— Тогда остается только один выход, — произнес маркиз, — притвориться, что у вас болит голова, и отправиться спать пораньше.
Лаэла улыбнулась:
— Замечательная мысль! Конечно! Я так и сделаю. И я еще до обеда скажу кузине Эйврил, что чувствую себя не очень хорошо. — Она посмотрела на маркиза и сказала: — Как я могла… быть такой глупой и не додуматься до этого сама?
— Вы должны понять, — ответил ей маркиз серьезным тоном, — что вы вели тихий и скромный образ жизни, жили в деревне вместе с отцом и матерью и вам не приходилось встречаться со множеством мужчин. А теперь вы выросли и превратились в прекрасную молодую женщину, и теперь ваша жизнь уже не будет такой спокойной, как прежде.
Маркиз почувствовал на себе изумленный взгляд девушки.
— Неужели вы правда считаете, — спросила она с недоверием в голосе, — что я хорошенькая?
— Я сказал, что вы прекрасны, я и думаю так же. Согласитесь, эти два слова несколько отличаются по своему значению.
Лаэла глубоко вздохнула:
— Моя мама… она была такой красивой. В детстве я, бывало, молилась перед сном, чтобы вырасти… хоть чуть-чуть похожей на нее.
— И Бог услышал вас! Но должен предупредить: будьте очень и очень осторожны. Мужчины, и не только Паркер или этот субъект, которого я вчера окунул в фонтан, будут преследовать вас. Как говорится, не давать прохода. Вы слишком красивы!
— Но все они просто ужасны! Да, они неприятны мне. Лучше бы я родилась уродиной! А может быть, мне стоит носить маску?
Маркиз рассмеялся:
— Это еще больше заинтригует их! Начнутся лишние разговоры. А каждый кавалер непременно захочет заглянуть под маску — узнать, что она скрывает.
— Вы напугали меня! И пожалуйста, не будем больше обо мне! Вы помогли мне. Спасибо! Теперь я знаю, что делать. Сразу же после обеда я скажусь больной и улягусь в постель… с головной болью. Я помолюсь Богу за вас, за то, что вы встретились мне, и за то, что вы такой умный и добрый. А потом примусь за чтение какой-нибудь книги.
— Боюсь, вам теперь часто придется прибегать к таким уловкам, особенно если вы по-прежнему будете жить у этой невоспитанной, невыдержанной и безвкусной особы, вашей кузины!
Лаэла изумленно посмотрела на него:
— Неужели это правда? И вы совсем-совсем не восхищаетесь леди Эйврил?
— Скажу вам по секрету, я нахожу ее вульгарной, ее туалеты аляповатыми и безвкусными, а ее манеры — несносными.
— Вы знаете, и мне так кажется, — проговорила Лаэла тихо. — Просто я боялась сказать вам об этом. Вдруг вы подумаете, что я черствая и неблагодарная… эгоистка.
— Уметь разбираться в людях — вовсе не значит быть неблагодарной. И поэтому, Лаэла, вы не должны судить обо всех мужчинах, которых встретите потом, позднее, в Лондоне, по тем, с кем познакомились в этом доме. — Маркиз замолчал, а потом добавил: — Судя по служанкам, которых я здесь видел, их хозяйки не намного отличаются от леди Хорнклиф.
— Они… они все очень накрашенные. И вчера вечером мне показалось, что… они ведут себя за столом слишком шумно. Думаю, маме бы не понравились ни их манеры, ни их разговоры.
Они оба замолчали. А затем Лаэла спросила:
— Вы… не передумаете насчет дома? Я могу его снять?
— Разумеется. И как только ваша кузина возвратится в Лондон, думаю, это будет дней через десять, я прослежу, чтобы он был готов к вашему приезду.
— Я безмерно вам признательна! Я буду работать, чтобы убрать хотя бы часть ренты. Думаю, мне удастся что-нибудь продать из сделанных мною вещей до того, как мы с Питом переедем… в ваш дом.
— Если вы дадите мне их еще до нашего возвращения в Лондон, то я постараюсь продать их и выручить какую-то сумму денег, хотя бы вам на пропитание.
Лаэла глубоко вздохнула:
— Вот опять вы… проявляете заботу о нас с Питом. Я постараюсь, я расплачусь с вами за дом.
— В этом сейчас нет нужды. Поэтому не торопитесь. Но в самом деле странно, почему у вас совершенно нет денег?
— У меня было пять фунтов перед тем, как кузина Эйврил приказала переехать к ней в дом и начать обшивать ее но я все деньги отдала мисс Дин. Это гувернантка, на попечении которой остался Пит. У нее очень маленькая пенсия, и она вряд ли смогла бы прокормить Пита. — Она взглянула на маркиза с некоторой нервозностью, словно боялась, что он найдет ее слишком расточительной и неэкономной хозяйкой. Затем добавила: — Пит для своего возраста слишком высокий. И ему… всегда хочется есть.
Маркиз вспомнил, как откровенно возмущалась всегда леди Хорнклиф теми, кто, по ее мнению, много ест. Неудивительно, что Лаэла беспокоилась за мальчика, которому бы пришлось жить в таком доме.
— Я уверен, что продам все ваши носовые платки за хорошую цену. Если есть что-нибудь еще, то давайте! А когда вернемся в Лондон, я постараюсь раздобыть вам заказы на ночные сорочки и прочие мелочи дамского туалета. Чтобы подчеркнуть свою красоту, женщины не жалеют средств.
Маркиз, слегка скривив губы, вспомнил, сколько счетов оплатил он сам за все эти милые пустяки и как дорого они всегда стоили.
— Я буду работать и работать, — пообещала Лаэла твердо. — Но вся трудность в том, что у меня сейчас нет материала.
— Тогда позвольте мне стать вашим банкиром!
И опять он вспомнил, сколь часто произносил эти слова ранее, и женщины охотно соглашались. Так почему же Лаэла должна быть другой?
Но в глазах девушки маркиз увидел не признательность я благодарность, а удивление, смешанное с растерянностью. Без сомнения, его предложение шокировало Лаэлу.
— Как вы могли такое подумать? — воскликнула она с горячностью. — Вы и так необыкновенно добры ко мне! Вы проявили столько участия! Неужели вы полагаете, что я возьму у вас хоть пенни? Вы таким тяжелым трудом зарабатываете деньги. И я… нет, я никогда и ни за что не возьму у вас деньги! Нет, нет и еще раз нет!
