Александра Девиль - Корсары Таврики
Но преступление, вдруг прогремевшее в Кафе, заставило молодую женщину внутренне содрогнуться и вновь ощутить угрозу дамоклова меча, нависшего над ее судьбой. Она еще раз убедилась, что Нероне не шутит ни в чем: он отомстил Бандекке и точно так же не пощадит ее, Зою, если она пойдет ему наперекор. Он каждую минуту мог появиться в ее жизни и потребовать исполнения того рокового договора, который она невольно с ним заключила. Мысль об этом темным пятном омрачала ее надежды и виды на будущее.
Впрочем, преступления, подобные разгрому в «Золотом колесе», были не столь уж редки в шумном приморском городе, а потому слухи мало-помалу стали утихать и к концу октября сошли на нет.
Именно в это время близ кафинской пристани появился мужчина лет тридцати пяти в длинном темном плаще и круглой шляпе, низко надвинутой на лоб. В нем не было ничего примечательного, кроме разве что густой бороды, закрывавшей пол-лица. Этим он отличался от большинства латинян, обычно бривших бороды, но зато такой заросший вид делал Нероне Одерико почти неузнаваемым.
Прохаживаясь вдоль берега и вроде бы рассеянно оглядывая стоявшие в гавани суда, генуэзец был незаметен среди снующих по пристани грузчиков, моряков, торговцев, любопытных зевак и жуликоватых бродяг. Но сам Нероне замечал каждую мелочь и с особым вниманием скользил по лицам корабельщиков, недавно прибывших в порт или, наоборот, готовившихся к отплытию.
Впрочем, сейчас, в разгаре осени, когда уже дули холодные ветра, а море часто штормило, в кафинском порту было не так оживленно и многолюдно, как летом. Далеко не все судовладельцы решались отправить в плавание свои корабли, зная, как переменчив и опасен бывает в это время года Понт Эвксинский. Хотя все же находились смельчаки, готовые презреть опасность ради тех выгод, которые сулил морской торговый путь, соединявший порты Запада и Востока. Кафа находилась в центре этого пути, и какие только товары не переправлялись через нее во все концы Европы и Азии! Это были не только жизненно необходимые зерно и соль, но также предметы роскоши и драгоценные камни, шелка и бархат, стеклянная и фарфоровая посуда, пряности и благовония, металл и оружие.
Но одним из самых доходных промыслов была работорговля, и в ней кафинские купцы весьма поднаторели. Живой товар с Кавказа и славянских земель им поставляли татары, а уж дальше морем генуэзцы развозили пленников по всей Европе. И даже сейчас, на пороге зимы, в припортовом квартале не утихал невольничий рынок, где отчаянные генуэзские мореходы могли купить по дешевке рабов, чтобы везти их по бурному морю в Константинополь и Италию.
Но не торговые и транспортные корабли интересовали Нероне; его наметанный глаз искал среди моряков и судовладельцев тех, кто был связан не столько с купеческими делами, сколько с корсарским промыслом. Впрочем, такой источник доходов, как пиратство, признавался в Кафе почти официально, — только захваченной добычей надо было, согласно Уставу, делиться с общиной. Консул мог даже оказывать покровительство тем корсарам, которые приумножали доходы кафинской казны «честным образом» — то есть отдавая половину своих трофеев.
Скоро опытному генуэзцу повезло: он увидел человека не просто подходящего, но еще и знакомого. С первого взгляда Нероне узнал своего случайного товарища по несчастью, с которым год назад бежал из пизанской тюрьмы. Генуэзец помнил его имя — Яунисио Тетро — и род занятий, коим было пиратство, едва прикрытое сверху вывеской честного торговца. Нероне подошел поближе. Яунисио его не заметил, потому что в это время на пирсе отдавал распоряжения каким-то оборванцам, загружавшим тюками вместительную лодку.
— Яунисио Тетро, лихой бродяга, тебя ли я вижу? — негромко произнес Нероне, остановившись за спиной у старого знакомца.
Тот резко обернулся и, вглядевшись в бородатое лицо, удивленно присвистнул:
— Нероне Одерико?.. Неужели это ты?
— Тсс, приятель... — генуэзец приложил палец к губам. — Запомни: Нероне Одерико больше нет. Он умер. Я теперь корсар Элизео Вакка.
Элизео Вакка был третьим компаньоном, с которым Яунисио и Нероне бежали из тюрьмы и который погиб в нелепой трактирной драке.
— Ты теперь живешь под именем Элизео? — Яунисио в недоумении пожал плечами. — Но почему? Его имя ничем не лучше твоего. Ты от кого-то скрываешься? Как тебя вообще занесло в Кафу?
— А тебя?
— Я — другое дело, я мореход, знаю все побережье от Кадиса до Трапезунда, — не без гордости заявил Яунисио. — А ты, насколько я помню, сухопутный разбойник и картежник.
— Ну, ты потише, — недовольно поморщился Нероне. — Нам с тобой кое-что известно друг о друге, но лучше об этом молчать. Знаешь, Яунисио, я рад, что тебя встретил.
— А я не знаю, рад ли видеть тебя, Нероне... то есть Элизео.
— Вот именно — Элизео! Мое прежнее имя забудь. Так вот, приятель, я рад тебя видеть, потому что ты мне можешь помочь.
— Гм... а захочу ли я тебе помочь?
— Думаю, захочешь, если я дам тебе несколько золотых дукатов.
— О! Ты снова стал богат? Когда же успел?
— Пока не стал, но надеюсь разбогатеть, если займусь полезным промыслом.
— Чем же ты займешься, позволь полюбопытствовать?
— Тем же, чем и ты, — корсарством. — Нероне выразительно усмехнулся. — То есть я хочу сказать — честным корсарством.
— О-о! И ты думаешь, что Кафа для этого подходящее место?
— Я не шучу. — Нероне внезапно стал очень серьезным. — У меня есть немного денег, чтобы для начала купить лодку и присмотреть гнездо для ночлега. А дальше — дальше буду ловить удачу, которую мне пошлет бог или дьявол, уж не знаю кто.
Яунисио понял по глазам собеседника, что тот и вправду намерен вести серьезный разговор, и отвел старого знакомого в сторону, за стену вблизи малых морских ворот, где было не так ветрено и людно, как на причале.
— Ну, ладно, слушаю тебя... Элизео, — сказал он не слишком приветливым голосом, и на его смуглом, обветренном лице морского волка отобразилась насмешка. — Чего ты хочешь от меня?
— О, совсем немногого. Хочу, чтобы ты показал мне побережье Таврики. Хотелось бы изучить здешние места, знать все бухты, бухточки, гроты и щели, где можно укрыться от бури и спрятаться от преследователей. Для начала возьми меня в плавание на своей галере, я же видел, что ты готовишь ее в путь.
— Да, «Лоба» сегодня отплывает в Константинополь.
— «Лоба»? Это в память о твоей неверной подружке, да?
— А тебе какое дело? — недовольно пошевелил густыми бровями Яунисио. — Меньше всего нуждаюсь в замечаниях такого содомита, как ты.
