Джон Окас - Исповедь куртизанки
Граф Жан проводил меня в просторную спальню с балконом. Не зная, чего ожидать, Генриетта смотрела на меня с почтительной, но настороженной улыбкой. Она помогла разложить вещи и поинтересовалась, чего бы мне хотелось. Девушка казалась довольно умненькой. У мадам Гурд он я почти переборола естественную склонность к соперничеству с другими женщинами. Но теперь, оставшись одна, я понимала, что каждая из нас сама за себя. Я была настолько высокого мнения о себе, что решила, что Генриетта, несмотря на свои соблазнительные формы, вряд ли смогла бы серьезно привязать к себе графа Жана и я могу позволить себе проявить щедрость. Так что я дала ей понять, что не буду попрекать за роман с графом Жаном, будь то в прошлом или в настоящем.
– Надеюсь, мы станем друзьями, – сказала я. Ответом на мое предложение был учтивый поклон.
В первое время граф Жан был очень галантен. Он называл меня своей королевой и разрешил обставить спальню по моему вкусу. Я была лишена удовольствия тратить чужие деньги со времен романа с Жюлем. Жан, хоть и не отказывал себе ни в чем, был вполне надежным кредитором. У него был карт-бланш в лучших магазинах Парижа. Весь следующий месяц я провела в поисках самой экстравагантной и женственной мебели, аксессуаров и удобств, а также обновляла гардероб. В своем новом положении я играла роль тщеславной, недалекой и самоуверенной светской дамы, способной лишь проматывать деньги и время. Однажды я набралась смелости и зашла в магазин Лабилля. Он не узнал во мне свою бывшую гризетку и встретил меня как покупательницу, с обычным своим почтением, граничащим с раболепством.
Теперь, когда я жила с графом Жаном и вращалась в более изысканном обществе, мне хотелось выглядеть элегантнее. Месье Леонард искренне обрадовался, увидев меня. Пока он занимался моей прической, я рассказала ему, что произошло со мной с тех пор, как я ушла от Лабилля. Моя жизнь у мадам Гурдон привела его в восторг.
– Был бы я женщиной, – признался он, – именно этим я хотел бы заниматься – торговать собой.
– А если бы я была мужчиной, – ответила я, – я бы хотела быть как ты – парикмахером. Ни один мужчина не может похвастаться такой близостью с женщиной, как тот, кто стрижет ее.
Месье Густав, новый ассистент Леонарда и визажист, тонко чувствовал оттенки цвета и умело накладывал тени. Он продемонстрировал мне несколько образов: нахальная шлюшка, молоденькая кокетка, ангельская невинность, коварный демон и вулкан страсти. Я позаимствовала понемногу от каждого.
Когда похолодало, граф Жан купил мне пальто из шкуры леопарда. Закутавшись в эту восхитительную обновку, я упросила его провезти меня в кабриолете по парижским улицам, чтобы я могла показать себя.
Он водил меня в «Комеди Франсез», в Оперу, на спектакли, на балы, в рестораны, где я общалась с аристократами, богатыми буржуа, их женами и любовницами. Среди знати попадались поистине отвратительные персонажи. Однако при всем их ничтожестве эти люди все же казались мне лучше, чем большинство мужчин, которых мне доводилось встречать у мадам Гурдон. По крайней мере, они были богаты и титулованы.
Граф Жан утверждал, что я должна представлять себя как особу знатного происхождения.
– Мужчины склонны судить о женщинах по их облику, – говорил он. – Я знал родовитых женщин, которых презирали за пресную внешность, тогда как женщины значительно ниже их по статусу, но с изящными чертами лица, женственными формами, в правильных нарядах и надменные пользовались всеобщим уважением.
Несколько ночей в неделю у нас дома, в гостиной, собирались друзья Жана, чтобы поиграть в азартные игры. Он научил меня играть в девятку, баккару и фараона. Мне везло в любви, но не в картах. К счастью, из-за своей расточительности я не была склонна к излишнему риску, стыдясь проигрыша. К тому же общество потных, пьяных, галдящих мужчин было мне не слишком приятно. Большинство игроков приводили с собой девушек и часто оставляли меня с ними. Девушки жаловались, что мужчины их тиранят. Эти сучки кусали руку, которая их кормит! Они похвалялись своими похождениями на стороне. Каждая была уверена, что представляет собой нечто особенное, и претендовала на уникальность. Я не считала, что между нами было что-то общее. Именно поэтому я ничем от них не отличалась.
Проигравшие часто откупались своими подружками. Женщины переходили из рук в руки, и никто не обращал на это внимания. Содержанкам свойственна лояльность. Они готовы пойти с каждым, кто может себе это позволить. Каждый следующий мужчина ничем не отличается от предыдущего. Или все-таки отличается? Я стремилась продать себя как можно дороже. И меня беспокоило, как поведет себя Жан, если проиграется.
Насколько я поняла, по условиям нашего договора он собирался сделать из меня дорогую куртизанку. Все деньги, которые он в меня вложит, вернутся к нему сторицей, когда он начнет продавать мое тело мужчинам, готовым заплатить за это самую высокую цену. Но я провела под его крышей уже четыре месяца, а он так и не допустил никого к объекту своих вложений. Я и в самом деле была хороша. Граф Жан заботился обо мне днем и ночью, и всем, что я тогда имела, я была обязана ему.
Но в первый день января, выплачивая мне содержание, граф Жан сказал:
– За пять тысяч ливров в месяц тебе следовало бы не просто задирать сорочку. – Он бросил на постель крохотную тряпочку: – Надень вот это. Сегодня я хочу, чтобы ты сдавала нам карты. Они будут смотреть на тебя, а не в карты, и проиграются в пух и прах.
Медовый месяц кончился. Я не предполагала, что моногамия будет частью сделки, но не думала, что граф Жан будет требовать, чтобы я делала что-то помимо ублажения мужчин в постели, дабы отработать свое содержание. Я обожала себя, восхищалась своей красотой, и такое грубое торгашеское применение моих прелестей оскорбило меня.
Я сделала все, как просил Жак. С обольстительной улыбкой я наклонилась над столом, обнажив грудь, и сдала карты, как он учил – с низа колоды. Но я сделала так, чтобы плохая карта, которую он заготовил для своих друзей, досталась ему и меня мог купить любой, кто был способен заплатить столько, сколько я стою. Я нашла несколько покупателей за тысячу ливров в час. Граф Жан оказался таким же рабовладельцем, как и остальные. А я, как и их любовницы, – неблагодарной сучкой.
Адольф, четырнадцатилетний сын Жана, в начале весны приехал погостить у нас. Он был очень похож на отца, но разительно отличался от него в плане темперамента: впечатлительный, искренний, милый, любознательный мальчик. Он очень любил читать. Мне было обидно, что Жан не ценит мой ум хотя бы вполовину так, как тело, и я истосковалась по интеллектуальному общению. Я дала Адольфу почитать «Новую Элоизу». Книга восхитила его не меньше, чем меня, и мы часами обсуждали ее. Вместе мы прочитали «Кандиду».
