Патриция Райс - Вулкан любви
Саманта решила, что эпидемическая вспышка достигла своего пика после полудня, когда большая часть переселенцев заполнила салун и стала размещаться в холле и ниже. Она молилась, чтобы местные жители оказались вакцинированными – или не входили в контакт с больными, поскольку у нее не хватит сил пройти все это снова, если инфекция через несколько дней распространится по поселку.
Слоан ушел разыскивать Рэмси и под дулом пистолета привел его обратно заниматься больными. Саманта устало качала головой, в смущении наблюдая за работой ее неизменного и грозного соперника, который передвигался от пациента к пациенту. С двухдневной щетиной он выглядел дьявольски утомленным. От него пахло виски не меньше, чем от Рэмси, но он не был пьян. Он мыл руки после каждого больного, подбадривал всех без исключения, доверительно обращался к любому – будь то мужчина, женщина или ребенок. Он был загадкой, олицетворенным противоречием, проблемой, требующей разрешения. Качая ребенка, она не отрывала от него взгляда.
Ребенок в тот же вечер умер, но у его матери уже началась лихорадка, и она не заметила этого. Горькие слезы горя потекли по щекам Саманты, когда малыш у нее на руках поперхнулся и перестал дышать. А она все качала и качала его, не зная, что делать дальше, неспособная осознать свое бессилие перед этой смертью.
Как-то, должно быть, она переменилась, поскольку Слоан возник рядом еще до того, как она сумела осознать это. Толботт наклонился и взял безжизненную ручку. Пульса не было. Он зло выругался и пошел прочь. Саманта в изумлении смотрела, как он, не останавливаясь, вышел, двинулся вниз, в холл, затем вверх по лестнице. Где-то наверху хлопнула дверь. Наверное, он ушел к себе.
Старшая Нили тотчас поспешила к дочери, чтобы посопереживать с ней. Одна из более-менее здоровых переселенок присоединилась к матери. Ситуация все-таки оставалась под контролем. Саманта бессмысленно смотрела в потолок, откуда вдруг раздался взрыв проклятий и звон разбиваемой посуды. Потом хрустнуло еще что-то. Наверняка ничего стеклянного в отеле уже не осталось.
Впрочем, подняться к нему девушка не могла. Оказывается, под оболочкой свирепой жестокости этого непостижимого Слоана Толботта таилась глубокая душевная рана! В конце-то концов это не ее дело.
И все же он находился там, где быть не должен, и оказал неоценимую помощь, вероятно, сам того не желая. Посему он заслуживал хотя бы сочувствия. Саманта отправилась на поиски Краснокожего Джо.
Разбойник совсем опух от выпивки, но немедленно поднялся и заковылял в отель, когда Саманта объяснила ему, что произошло. Направляясь через площадь домой, она оглянулась, чтобы убедиться, что он не сбился с пути. А ей требовался отдых.
На ступеньках их портика, скрестив ноги и посасывая длинную трубку, сидел Вождь Койот. Не доходя до него, Саманта остановилась и помахала рукой.
– С дороги, Вождь! – крикнула она. – Я, возможно, заразная.
Он взглянул на нее своими темными глазами, глубоко утонувшими в сетке морщин.
– Я не умираю, когда умирают другие, – сообщил он ей спокойно. – Я просто наблюдаю, умирают ли белые люди так же, как люди моего народа.
Нет, она бы так не смогла. Не хотелось бы ей, сидя здесь день за днем, наблюдать, как умирают один за другим люди племени, пока не исчезнет все племя, как могли исчезнуть эти переселенцы. Смерть для нее всегда оставалась чем-то таким, что принималось ею безоговорочно, но она бы никогда не стала смотреть, как умирает ребенок, у которого был хотя бы малейший шанс выжить.
К горлу подступили слезы, и Саманта, обойдя старого индейца, оставила его наедине с его мыслями. Может, он не зря надеется, что все они умрут. Возможно, именно белые принесли с собой болезни, от которых погибли все его друзья и семья. Саманта была не в силах спорить. Ей хотелось только плакать и спать.
Койот лишь покачал головой, когда за его спиной послышались еле сдерживаемые рыдания, приглушенные тонкими дверными стеклами. Он без всякого интереса смотрел, как из отеля кто-то вынес маленькое, обернутое полотном тело и один из мужчин, разбивших лагерь на площади, закричал от горя.
Белые дети умирали точно так же, как краснокожие. И самые сильные средства Толботта не могли остановить смерть.
Глава 10
– Вон отсюда, Рэмси!
Крик, раздавшийся из окна отеля, разнесся по всей улице.
Держа в руках стопку чистых одеял, Саманта обернулась к жилистому человеку, который прислонился к столбу портика.
– Когда-нибудь я, наверное, пойму, почему хозяин отеля впадает в такую ярость, когда видит доктора за бутылкой виски. Мужчины, конечно, странные создания, но это переходит всякие границы.
Краснокожий Джо мельком взглянул на Рэмси, который вперед головой летел из отеля, все еще сжимая в руках бутылку.
– Думаю, женщина в брюках – это тоже странно, – буркнул Джо в ответ.
Недовольно покосившись на него, Саманта переступила через Рэмси и вошла в отель. Она уже начала привыкать к таким явлениям, как тела, валяющиеся на улицах, или индейцы, сидящие на пороге. Она лишь спрашивала себя, понимал ли отец, который так или иначе привел их сюда, на какую жизнь он обрек своих хрупких женщин. Там, в Теннесси, у них был комфортабельный сельский дом, вполне цивильный поселок и соседи, на которых можно было положиться. Женщины вели себя как леди, мужчины – как джентльмены, и если чье-то поведение выходило за рамки приличий или закона, то поднималась вся община. В этой же Богом забытой дыре – сотни различных правил и обстоятельств и ничего постоянного, и уж определенно – никаких джентльменов.
– Говорил я тебе: уноси отсюда свою задницу, пока я не вышиб ее вон!
Саманта испуганно посторонилась, ожидая, что из двери вылетит еще чье-нибудь тело. Толботт в это утро был явно на взводе.
– Возьми свою чертову Библию и затолкай ее себе в задницу!..
Мягкий женский голос заглушил проклятия.
Проповедник, который прибыл с переселенцами, тряся головой и спотыкаясь, выскочил в холл, не заметив Саманты. Он держал свою Библию, как Рэмси только что свою бутылку, и, видимо, стремился избежать судьбы предшественника. Пылая от гнева, Саманта проследовала в импровизированную больничную палату и оказалась лицом к лицу с человеком-гризли, который стремительно очищал свои владения от населявших их страдальцев.
– Уходите, Толботт, и не мешайте людям спать. – Она бросила одеяла на кресла и, уперев руки в бока, встала посреди комнаты, напротив огромного человека, от которого все старались держаться подальше.
Если несколько дней назад он выглядел как сам сатана, то теперь – раза в три страшнее. Его темные курчавые волосы сбились в колтун, ворот наполовину оторвался – и, по-видимому, давно. Недельная щетина делала его действительно похожим на гризли, а красные, заплывшие глаза, которые смотрели на нее сквозь спутанную шевелюру, прямо-таки приводили в содрогание. Его обычно белоснежная рубашка выпачкалась в саже, рукава закатаны, а из-под разодранного ворота выглядывала красная фланель нижнего белья, цветом соперничавшая с его глазами. Она вздрогнула от неожиданности, когда он повернулся и свирепо уставился на нее.
