Бонни Вэнэк - Кобра и наложница
Граф нежно улыбнулся. Он дотронулся до единственной седой пряди в своей иссиня-черной шевелюре.
— Еще один внук. Я еще слишком молод, чтобы быть дедом. Но я не беспокоюсь о ней. Рамзес — хороший муж и отец.
«А он беспокоится о Кэтрин», — подумала Бадра.
Она легко убедила Рамзеса в том, что долгое путешествие не будет полезно для его недавно забеременевшей жены, и заверила его, что сможет вместо него привезти графу Смитфтлду золотую маску мумии, которую тот хотел получить. Ее телохранитель был против поездки в Англию. Бадра морщилась от отвращения, когда вспоминала его признание: много лет назад в лагерь Аль-Хаджид приехал какой-то англичанин и совратил Рашида. А теперь этот англичанин свободно путешествует по свету…
Экипаж замедлил ход. Граф посмотрел в окно.
— Пробка. Несчастный случай на дороге. Необычно для этого времени года.
Бадра и Кеннет тоже взглянули в окно. Их глазам представилась живописная картина: морозный день, пустые скамейки, голые деревья. В их тесном экипаже стало очень душно. Бадра опустила окно, и внутрь ворвался поток свежего морозного воздуха.
Они стояли рядом со сверкающим черным экипажем, украшенным золотым крестом. Карета раскачивалась вправо и влево. Окна были закрыты плотными занавесками.
Смитфилд в нетерпении открыл дверцу и вышел из кареты.
— Я хочу посмотреть, в чем дело. Боюсь, мы застряли надолго. Впереди тоже все стоят. — Он закрыл за собой дверцу.
— А этот экипаж движется, только почему-то на месте, — сказал Кеннет, наблюдая за происходящим в окошко кареты.
Довольная тем, что он нарушил тягостное молчание, Бадра подалась к окну и выглянула через опущенное стекло их кареты. Она услышала тихие стоны и крики, доносившиеся из экипажа.
Бадра покраснела.
— Я… я думала, что англичане занимаются такими вещами только за закрытой дверью, — выговорила она запинаясь.
— Двери их экипажа закрыты.
— Но… но ведь они не у себя дома.
Он опять взглянул наружу.
— Да, мой советчик в области хороших манер прокомментировал бы их выбор места для свидания в соответствующих выражениях.
В глазах Кеннета вдруг засветились искорки смеха. Затем это выражение исчезло, уступив место испытующему взгляду, с каким он смотрел на ее зардевшееся лицо. Бадра вздрогнула. Он был свидетелем ее унижения. Герцог Колдуэлл подался вперед, посмотрел на карету и повернулся к ней. Его взгляд упал на ее крепко сжатые ноги, скрытые складками шерстяного плаща. Медленная зловещая улыбка тронула его губы.
В те давние времена ее телохранитель никогда не позволил бы такого унизительного, раздевающего взгляда. Его кулаки наказали бы наглеца за такое бесстыдство.
Но теперь это был Кеннет. Хепри больше не было.
Горячий гнев затопил ее сердце.
— Это то, что ты умеешь так же хорошо? Как вульгарно! Никогда не ожидала от тебя ничего подобного.
Он смерил ее холодным взглядом.
— Нисколько не вульгарно. Для этих целей мне не нужен экипаж. Некоторые английские дамы находят вполне подходящей мою постель.
Кровь снова бросилась ей в лицо, но на сей раз от ревности. Она представила себе прелестную светловолосую англичанку и Кеннета в постели. Их тела, сплетающиеся в жарком объятии, стоны страсти и наслаждения…
И тут же ей припомнилась другая сцена: жирное, обрюзгшее тело шейха Фарика, его тяжелые кулаки, которыми он избивал ее нежное, покрытое синяками тело, голые козлиные шкуры на полу шатра, на которых он яростно насиловал ее, ее стоны и крики…
Бадра подавила слезы и с шумом захлопнула окошко кареты.
Холодный воздух вновь ворвался внутрь, когда Смитфилд открыл дверцу и вскарабкался на свое место.
— Теперь ждать недолго. Какая-то карета столкнулась с кебом. Их уже растаскивают, — пояснил граф.
Его взгляд упал на экипаж с золотыми крестами.
— Это карета барона Эшби. Но сейчас он болен и находится в своем загородном имении. Его жена должна быть здесь, в Лондоне, но теперь некому будить ее по утрам.
— Она нашла замену, — ухмыльнувшись, прокомментировал Кеннет.
Голубые глаза графа расширились, когда он понял двусмысленное значение ритмично покачивающегося на рессорах экипажа.
— Боже милостивый! Она действительно нашла замену.
Громкий смех Кеннета, вероятно, был слышен и на улице. От возбуждения и гнева щеки Бадры продолжали пылать. К счастью, наконец-то их экипаж дернулся, и они поехали.
— Надеюсь, это не огорчило вас, Бадра, — сказал граф извиняющимся тоном.
Она слабо улыбнулась, чтобы не обидеть их гостеприимного хозяина.
— Все в порядке, лорд Смитфилд. Просто я не привыкла… к таким вещам.
— О да, конечно, особенно когда вы жили в гареме шейха Аль-Хаджидов, — насмешливо бросил Кеннет по-арабски.
— Я думаю, вам все же следует говорить по-английски, — спокойно возразил Смитфилд, он прекрасно понимал арабский. — Бадре хочется практиковаться в английском и, возможно, если вы будете поддерживать ее в этом, с вашей стороны это будет поступок, гораздо более достойный цивилизованного английского джентльмена, каким вы хотите стать.
Кеннет по-английски пробормотал извинение. Воцарилось тягостное молчание. Он ехал, уставившись в окно, оцепенев в неподвижности. Бадра еще раз убедилась, как изменился ее бывший телохранитель. Теперь он принадлежал другому миру.
Чтобы разрядить напряжение, Смитфилд улыбнулся.
— У вас будет много возможностей попрактиковаться в английском во время званого ужина, Бадра. Колдуэлл, я думаю, вы все-таки приедете ко мне?
— Что ж, с нетерпением жду приглашения, — зловеще улыбнулся герцог Колдуэлл.
Бадра в напряжении сцепила руки. Официальный званый ужин? Она и так уже испытывала неудобства, ловя на себе любопытные взгляды лондонцев. Да, она была египтянка. Другая. У Хепри же было полно английских друзей, у них свои традиции, своя культура. Он без всяких усилий вошел в это общество. Ведь он по крови был англичанин. Она же была здесь чужая, как сфинкс на грязной, сырой улице Лондона.
Опять воцарилось молчание. Бадра нащупала в ридикюле полученные от приказчика деньги, которые напомнили ей о ее главной задаче. Женщину охватил ужас, когда она подумала о грозящем ей разоблачении. Арест, публичный скандал, пятно бесчестья на ее племени. Но она должна, любой ценой должна спасти свою дочь! Чего бы это ни стоило! Даже если придется принести в жертву самое себя.
Бадра исподтишка взглянула на Кеннета, который угрюмо смотрел в окно.
Поздно ночью Кеннет лежал в своей холодной пышной постели под балдахином, толстые опоры которого были украшены сложным резным узором из цветов. Поколения Тристанов до него придавались здесь размышлениям. Роскошная кровать убаюкивала, как мягкие пески египетских дюн. Но он скучал по своей простой постели воина. Она складывалась, была легка и удобна.
