Лиз Карлайл - Соблазнить дьявола
– Ваша семья? Я думал, у вас нет семьи. Она удивленно воззрилась на него:
– Откуда вы знаете? Девеллин снова засмеялся.
– Дорогая Сид, человек моей репутации вряд ли может позволить себе прослыть еще и полным дураком. Неужели, послав мисс Мег строить глазки одному из моих слуг, вы рассчитывали, что бедный парень вернется, не узнав ничего взамен?
Сидони отшатнулась.
– Да как вы смеете! Я ничего подобного не делала!
А разве нет? Ведь Джулия говорила ей, что послала Мег узнать насчет маркиза. Но Джулия наверняка не сказала девушке, чтобы та держала язык за зубами.
– Мадам Сидони Сен-Годар, – начал Девеллин, – красивая вдова-француженка таинственного происхождения, живет в Лондоне одиннадцать месяцев, восемь из которых на Бедфорд-плейс, семьи не имеет… по крайней мере никому из ее слуг об этом не известно. Ваш муж был морским капитаном, умер от тропической болезни в Вест-Индии. Вскоре после этого умерла ваша мать, оставив вам небольшое наследство.
– Право, лорд Девеллин!
Но маркиз остановился, только чтобы перевести дух.
– Ваш любимый цвет темно-синий. Вы любите шляпы с пером. Обожаете бисквит. Вам еще нет тридцати, но вы опасно близки к этому. Вы любите очень сладкий чай. У вас только двое слуг. Вашу компаньонку зовут миссис Кросби. Джулия Кросби. Есть полосатый кот по кличке Томас, известный в Блумсбери мышелов. Ну, как?
Сидони потрясенно молчала. Неожиданно маркиз взял ее руку и поцеловал.
– О, я лишил вас дара речи! Воспользуюсь этим намеком и удалюсь.
Что он и сделал, проворно обойдя каменный памятник лорду Бедфорду и шагая через улицу с изяществом, казавшимся удивительным для человека подобной комплекции… особенно если он пьян.
Глава 6,
в которой сэр Аласдэр приходит на помощь
В солнечных лучах, падавших из маленьких окон мансарды, танцевали пылинки. Сидони эта комната напоминала о «Веселой русалке», торговом судне Пьера. Наверное, из-за крутых, низких перекрытий и Томаса, крадущегося по балкам в поисках мышей.
Обычно кот почитал великим счастьем, когда его допускали в мансарду с такими замечательными щелями и закоулками, но сегодня он не проявлял особого рвения. Возможно, потому, что большую часть ночи Сидони металась на кровати, в связи с чем бедному Томасу приходилось цепляться за покрывало, как будто он снова плыл в море.
Но Томас выспится днем. А вот она едва ли сумеет это сделать. Ночью до нее стало доходить, как сильно она недооценила маркиза Девеллина. Ее высокомерная замкнутость ни в малейшей степени его не отпугнула, и по некоей причине – то ли от скуки, то ли от сущего упрямства – маркиз, похоже, ею заинтересовался.
Она должна это изменить. Не следует возбуждать его любопытство, иначе Девеллин, возможно, примется наводить справки где-нибудь в другом месте. Он уже опрашивал слугу. Мужчины глупы и предсказуемы, недосягаемые женщины всегда кажутся им пленительными, а умные – вызывающими.
Ни бросать вызов лорду Девеллину, ни пленять его она не должна. Вместо этого нужно до слез надоесть ему.
Что не составит большого труда, ибо ни одна женщина не привлекает его внимания на сколько-нибудь продолжительный срок. Днем, решила Сидони, она вернет ему зонт, надев самое немодное платье и с тупейшим выражением лица. Будет дружелюбна, благовоспитанна и чрезвычайно скучна. Маркиз почти наверняка должен потерять к ней всякий интерес. Когда же она закончит свою глупую болтовню, Девеллин будет счастлив выпроводить ее из дома.
Пока Сидони обдумывала детали плана, в комнату вошла Джулия с кофейным подносом и заявила, что на сегодня они наметили очистить мансарду. Несколько месяцев назад Сидони продала элегантный особняк Клер в Мейфэре и перевезла свои вещи на Бедфорд-плейс, место, которое более соответствовало ее положению. Сундуки Клер до сих пор стояли в мансарде, как навязчивые призраки прошлого.
Джулия начала распаковывать старые ящики, а Томас, потерявший интерес к балкам, терся о ноги Сидони. Она взяла кота на руки, подошла к окну и невидящими глазами смотрела в небо. Томас усердно мурлыкал, но даже все его старания не помогли ей обрести покой.
Никогда в жизни Сидони не знала, как ей относиться к матери. Да, Клер любила своих детей, но любила их, словно прелестные фарфоровые безделушки, – преимущественно издали. Джорджа и Сидони воспитывали слуги, а к родителям обычно приводили, чтобы развлечь отца или умиротворить мать, когда не приезжали с визитами ее поклонники. Со временем Клер стала обращаться с Джорджем… почти как с равным. Она безумно любила его, советовалась с ним, прочила ему великое будущее.
А маленькая Сидони была для матери, скорее куклой, ее наряжали в красивые платьица и выставляли напоказ. К двенадцати годам Сидони научилась играть на фортепьяно и петь, декламировать страницы умной поэзии, говорить на трех языках, чем восхищала друзей Клер. Иногда они с матерью даже одевались одинаково. Сидони помнила, что однажды летом они гуляли по Серпентайну, обе в желтых платьях и шляпках, весело крутя свои желтые зонтики от солнца. Люди смотрели на них с явным восхищением. Клер находила это совершенно очаровательным. Какое-то время.
Когда же она перестала находить это очаровательным, вернее, когда ее новые молодые любовники начали дарить Сидони не просто мимолетный взгляд, Клер отослала ее домой во Францию, решив, что дочь своенравна и нуждается в исправлении. Только испорченная девушка привлекает к себе подобное внимание.
Однако родители Клер отклонили честь воспитания незаконнорожденной внучки, отдав ее вместо этого в монастырскую школу. Сидони было только пятнадцать лет, и она слыла не столь искушенной в житейских делах, как могло показаться.
Через два года печального изгнания Сидони решила, что вполне имеет право быть испорченной девушкой, раз уже за это наказана, и сбежала из монастыря с Пьером Сен-Годаром. Лихой искатель приключений, на десять лет ее старше, не собирался на ней жениться, но сделал это, утверждая, как ни странно, что безнадежно влюблен. Он действительно любил ее настолько, насколько хвастливый мошенник способен любить что-то еще, кроме своих приключений да портовых шлюх. Более того, Сидони не могла сказать, что когда-либо пожалела о содеянном.
Услышав за спиной какой-то скрежет, она повернулась и увидела, что Джулия толкает в угол опустошенный ими сундук. Груда одежды лежала теперь прямо на полу.
– Господи! – Сидони бросилась к ней. – Дай помогу. Они вместе установили сундук, и Джулия выпрямилась.
– Теперь скажи, где витают твои мысли, дорогая, – поддразнила она. – Ты все утро слишком рассеянная.
