Пола Куин - Очарованная горцем
Она редко заговаривала с ним — именно поэтому, стоило ей только открыть рот, Роб, насторожив уши, оказывался рядом.
— На то была воля Господня, чтобы я охранял вас, миледи.
— Да… похоже, вы правы.
Она лукаво склонила голову набок. Роб опомниться не успел, а она уже улыбалась ему.
От стука собственного сердца Роб едва не оглох. У него чесались руки откинуть с ее лица тонкую вуаль, прикрывавшие пышные, цвета бледного золота волосы — напоминание о том, что она принадлежит другому, небесному жениху. Тому, кому известны все ее тайными страхи, все ее слабые и сильные стороны, все мечты и желания. Тому, с кем она разговаривала каждый день, и единственному, кому она доверяла.
Роб спохватился, только заметив, что держит ее за руку. Ужасный грех, тем более в церкви.
— О чем вы молились, Роберт Макгрегор?
— О своем клане, — буркнул он.
И тут произошло нечто странное. Роб вдруг притянул ее к себе.
— И о вас, — порывисто добавил он.
— Спасибо вам.
Она вдруг положила руку ему на плечо, и Роб мысленно застонал. Его выдержка подвергалась серьезному испытанию.
— Но Господь, послав мне вас, вряд ли рассчитывал, что вы станете охранять меня вечно, забыв о долге перед семьей и близкими.
Конечно, она была права. Ему давно следовало вернуться домой.
— Я не из тех, кто забывает о долге, поверьте.
Роб заглянул ей в глаза. И который уже раз удивился невинности, которую прочел в ее глазах, почти невероятной, учитывая, сколько ей пришлось пережить. И еще больше силе духа этой невероятной девушки, ведь она пыталась отослать домой того, кто был сейчас ее единственным защитником.
— И это сводит меня с ума.
— Еще одна причина, чтобы уехать, — пробормотала она, усаживаясь на скамью.
Роб, неловко протиснувшись между скамьями, уселся рядом.
— Почему вы не уехали из аббатства Святого Христофора, если знали, что ваши враги скоро будут в аббатстве?
Хоть на этот раз скажи правду, взмолился он про себя.
Давина пожала плечами:
— Мы же не знали точно, явятся они или нет. Сестры ни за что не бросили бы монастырь. А я ни за что не бросила бы их.
Роб незаметно придвинулся, чтобы вдохнуть аромат ее волос.
— Послушать вас, так у слабой девушки, выросшей в монастыре, больше мужества, чем у воина, который с детства готовит себя к битве, — пробормотал он.
— О нет, я совсем не это имела в виду. — Давина резко обернулась, и они с Робом едва не столкнулись лбами. — У меня и в мыслях не было сомневаться в вашей храбрости! Просто нет никакой причины рисковать вашей жизнью и жизнью ваших братьев ради меня одной.
Причина, конечно, была… но Роб скорее откусил бы себе язык, чем признался в этом. Лицо его посуровело. Скрестив руки на груди, он молча окинул ее выразительным взглядом.
— Моей жизни ничто не угрожает. Похоже, те, кто желал вашей смерти, решили, что вы погибли при пожаре. Вряд ли они станут искать вас здесь.
— Тогда почему вы приказали Колину с Финном дежурить по очереди на колокольне? — поинтересовалась она. — И почему тогда Уилл день и ночь торчит возле монастырских ворот?
Роб машинально поскреб затылок. А в уме ей не откажешь, недовольно подумал он. Вон как ловко поймала его за язык!
— Я привык быть начеку. Характер такой, — буркнул он.
— Я же вижу, вы постоянно о чем-то размышляете.
Он мрачно покосился на нее:
— Размышляю? Проклятие, о чем это вы?
— Ну хорошо, скажу по-другому — вы постоянно не в духе.
— Еще чего! — проворчал он.
Давина снова пожала плечами:
— Ладно, дуетесь.
Роб растерянно хлопал глазами, пытаясь разглядеть сквозь вуаль ее лицо. Неужели она дразнит его? У него внезапно перехватило дыхание — такое случилось впервые. Роб не был уверен, что ему это нравится, однако это все-таки лучше, чем обвинять его в постоянно мрачном настроении. Когда же Давина подняла голову и он увидел ее улыбку, ему внезапно пришло в голову, что легкое поддразнивание он уж как-нибудь переживет.
— А мать-настоятельница знает, что вы не такая уж робкая овечка, какой кажетесь?
Давина зажала ладонью рот, чтобы не рассмеяться.
— Знает. Она велела мне каяться.
— Похоже, вы это заслужили.
В свете свечей ее глаза сияли, как звезды, а на губах играла такая улыбка, что Роб только диву давался, с чего это ей взбрело в голову стать Христовой невестой. Какая разительная перемена… но что тому причиной? Сказать по правде, Роб уже боялся, что никогда не увидит, как она улыбается, не услышит ее смеха. И вот пожалуйста — он видит ее улыбку, такую же неожиданную, как летний дождь, и такую же живительную.
— О Боже! Знай я, что шотландские горцы такие обидчивые, я бы прикусила язычок!
Роб улыбнулся:
— А он у вас острый, девушка. Не порежетесь?
Судя по выражению лица, Давина была приятно удивлена. Через минуту Роб понял почему.
— А вы вовсе не такой тупоголовый, как я вначале решила, — обрадовано проговорила она.
Роб осуждающе покачал головой:
— А вам палец в рот не клади — живо отхватите. В точности как Майри.
— Ваша сестра? — уточнила Давина. — Та самая, которая давным-давно нашла бы себе мужа, если бы взяла за правило почаще держать его за зубами?
Роб кивнул, слегка удивленный тем, что она запомнила тот давний разговор.
— Змея ядовитая, — пробурчал он.
— Но вы ее любите, так ведь?
— Конечно.
Лицо Давины стало задумчивым.
— Расскажите мне о своей семье, — попросила она, усаживаясь поудобнее, и даже подперла подбородок кулачком — в точности как ребенок, которому рассказывают сказку.
Через час Давине было известно о Макгрегорах с острова Скай больше, чем они сами о себе знали. Больше всего ей нравилось слушать о Мэгги, что слегка польстило Робу, поскольку его тетушка занимала особое место в его сердце. А услышав о том, как его отец в свое время спас его мать от Макколлов, а потом привез ее в Кэмлохлин, Давина восхищенно ахнула. И Роб мгновенно поймал себя на том, что был бы не прочь доказать, что он не менее отважный воин, чем его отец.
— То были опасные времена для моих родителей. Моя мать — она из клана Кемпбеллов, и…
— Кемпбеллов? — перебила Давина. В глазах девушки вновь мелькнуло подозрение. — Значит, граф Аргайл — ваш родственник? Почему же вы мне раньше об этом не сказали?
— Потому что я не считаю его родственником, — невозмутимо объяснил Роб. — Мой дядя Роберт был одиннадцатым графом, но лет десять назад его прикончили Фергюссоны. Он умер бездетным, и титул перешел к Арчибальду. Я не знал покойного графа, да и не хотел его знать. Давина, — терпеливо проговорил он, — вы не должны меня бояться. Клянусь, я не причиню вам зла!
