Эми Фетцер - Мятежное сердце
Он сознавал, что эти мгновения могут оказаться для него единственной возможностью прикоснуться к ее невинности, что эта встреча в темноте сада будет преследовать его, мучить запретным соблазном. Рейн встал, подняв Микаэлу, но поцелуя не прервал: он боялся, что девушка вдруг исчезнет, растает как дым. Голова у него кружилась, тело напряглось, откликнувшись на ее безыскусную реакцию, тем не менее он чувствовал ее сопротивление и испуг, поэтому ослабил объятия, хотя поцелуй стал еще более пылким. Микаэла перебирала волосы у него на затылке, успокаивая и одновременно возбуждая.
Рейн хотел отпустить девушку, чтобы его необузданное желание не испугало ее, и не сумел. Губы скользнули к уголку рта, по щеке, остановились на подбородке, снимая боль от удара мерзавца генерала.
— Микаэла, до чего же ты прекрасна!
Темные ресницы приподнялись. Нет, она не такая, как он о ней думает, она запятнана. Сожаление о несбыточных мечтах погасило желание, разгоравшееся у нее внутри.
— Я обидел тебя? — с тревогой спросил он, заметив ее слезы.
Микаэла не успела ответить, поскольку до них донеслись голоса, зовущие ее. Она испуганно вскрикнула.
— Нас никто не видел. И теперь никто не видит.
— Он меня зовет. — Девушка оттолкнулась от его груди.
— Подождет, черт бы его побрал! — Рейна охватило желание обнять ее, защитить.
— Я не могу. — Неужели его не волнуют последствия? — Если меня застанут здесь с вами, я окончательно погибла.
Собственное благополучие не особенно заботило Микаэлу, хотя если дядя увидит, то вышвырнет ее на улицу еще до того, как уйдет последний гость. И раз уж она выбрала себе это убежище, не было смысла рисковать.
— Пожалуйста, отпустите меня.
Рейн сразу опустил руки, пораженный резкостью ее тона.
— Микаэла.
Зачем он смотрит на нее, словно это его вина, словно она действительно невинна и прекрасна? Искра надежды, а потом отказ от нее… перенести такое выше ее сил.
— Мне не следовало вам позволять. — Она вытерла слезы. — Вы не должны были прикасаться ко мне.
Он не мог так сильно ее хотеть. Не мог.
Рейн стиснул зубы. Они все больше отдалялись друг от друга, и острая, почти физическая боль лишила его обычного спокойствия.
— Но ты получала не меньшее удовольствие, чем я.
— Да, вы правы.
Услышать, что ее тело жаждет его ласк? Что впервые за многие годы она не чувствует отвращения, стыда, гнева, когда он, именно он ласкает ее? И что это ее страшит? Она не могла ему признаться, не открыв ужасную тайну, а остатки гордости не позволяли ей унизиться перед человеком, которого она едва знала.
— Разве вы ожидали чего-то другого? Совершенно очевидно, что вы мастер срывать поцелуи в темноте.
Да, ей это нравилось, однако легкость, с которой он ее обольстил, еще раз доказала, как просто мужчинам добиться своего. И насколько она слаба.
Рейн мрачно усмехнулся. Слова девушки подтверждали ее наивность, ведь он лишь чуть-чуть приподнял завесу над своей страстью.
— Я бы хотел большего, можешь не сомневаться.
Ее тело мгновенно отреагировало, в крови вспыхнул огонь. «Не смей желать большего! — приказала она себе. — С таким человеком, независимо от того, изгой он или нет, для тебя это невозможно». Яд, таившийся глубоко внутри, заполнил ее душу, высвободив сожаление и гнев.
— В моей жизни нет места для человека вроде вас, Рейн Монтгомери. — Она поморщилась, заметив мелькнувшую в его глазах боль.
Будущего для нее давно не существует, а столь заметный человек наверняка разрушит ее тщательно продуманные планы.
Рейну было неприятно, что подобные слова еще могут ранить его, и он поклялся, что никогда больше не позволит себе так раскрыться. Он окинул ее с головы до ног тяжелым взглядом, заставившим девушку поежиться. Глаза у него сверкали, в тоне слышалось презрение.
— Всего хорошего, убийца.
Он шагнул в темноту, будто растворившись в ней, а Микаэла осталась на месте: ее ноги словно приросли к каменным плитам. Рейн жаждал того же, что и остальные… Нет, это не должно причинять такую боль. Но ведь она сама этого хотела, чтобы выполнить свой долг, верно? Почему же сейчас она готова разыскать его, потребовать, чтобы он не был таким холодным, безжалостным и коварным? Горло у нее сжалось. Однако настойчивые голоса стали громче, и ей пришлось схватить с земли шаль и бежать вслед за слугой.
Рейн в волнении смотрел, как она удаляется. Его страсть достигла опасного уровня, когда эмоции грозили вырваться наружу, и за это он ненавидел себя. Будь на ее месте другая женщина, он повалил бы ее на холодную скамью, удовлетворив свое вожделение, но Микаэла — леди, чистая, невинная. Да, она права, ему не следовало прикасаться к ней, ведь знай она про него чуть больше, не удостоила бы его даже взглядом. Но в его объятиях Микаэла стала такой податливой и соблазнительной, заставляя желать запретного!
Понимая, что не может появиться в доме в подобном состоянии, Рейн опять прислонился к дереву и закурил сигару. Нужно обождать, пока ночная свежесть остудит тело, хотя никакой холод не успокоит его возбужденную плоть, а это опасно и для него самого, и для его цели. Эта женщина имела над ним власть, и он решил больше не испытывать ее на себе. Взглянув на дом, где исчезла девушка, Рейн подумал:
«Беги, дорогая. Потому что если мы снова встретимся в темноте, я могу поддаться безумию и уже не отпущу тебя».
Микаэла юркнула в боковую дверь, оглянулась, но Рейна не увидела. Расставание обидело ее больнее, чем она могла предположить. Закрыв глаза, она прижала ладонь к губам, еще горячим от поцелуев, и попыталась избавиться от чувств, которые будил в ней только Рейн. Затем взяла себя в руки и пошла через весь дом на кухню.
Мысли о Рейне тут же вылетели у нее из головы, едва она увидела снующих между столами людей, которые сбивались с ног, торопясь приготовить еду. На пол упала чашка, густые сливки брызнули на стену, кто-то вскрикнул, раздалось проклятие. Микаэла схватила за руку пробегавшую мимо служанку.
— Успокойся, Милли.
— Но они поглощают еду быстрее, чем мы успеваем ее приготовить, мэм.
— Они пока займутся напитками. — Милли с сомнением посмотрела на хозяйку, а та задрала нос и, подражая голосу дяди, прогнусавила: — Никто не посмеет быть невежливым и сказать, что не хватает еды, когда столы буквально ломятся от блюд. Особенно теперь, когда идет война и все мы должны приносить жертвы.
Милли хихикнула, но через мгновение улыбка сошла с ее лица.
— Они роялисты, на них это не подействует, — кисло произнесла она.
— Тогда мы сами попробуем несколько штук. Они вредны для их необъемных талий. — Микаэла взяла с подноса аппетитное пирожное и сунула его в рот служанки.
