Джил Грегори - Любимая
– У меня болит голова, я не буду ужинать. – Джулиана села за туалетный столик и принялась расчесывать волосы. – Можешь передать мистеру Брину мои извинения. Ему придется потерпеть до завтрашнего утра, когда состоится свадебная церемония.
Против ее ожиданий, Виктория не возмутилась и не побежала вниз передавать ее слова, а прошла в комнату. Взглянув на застывшее бледное лицо кузины, отразившееся в овальном зеркале, она сокрушенно покачала головой:
– Не понимаю тебя, Джулиана.
– Знаю.
– Можно подумать, будто ты первая, кому семья подбирает жениха. Прошлым летом то же самое сделали родители Дорины Сент-Клер, и хотя Гарольд Лавлейс был ей абсолютно безразличен, она с радостью согласилась на брак с ним. У них была замечательная свадьба. Никогда не видела ничего подобного. Но Гарольд Лавлейс не идет ни в какое сравнение с мистером Брином. У мистера Брина больше денег, чем у половины семейств Сент-Луиса, вместе взятых! И, – добавила она, – его ни в малейшей степени не волнует репутация твоих братцев. Папа узнал, что еще до нашего приезда сюда Брин приказал навести справки о твоем прошлом. «У всех есть свой скелет в шкафу, – смеясь, сказал он папе. – Поскольку ваша племянница ведет себя как благородная дама и не дает всему миру повода копаться в ее грязном белье, мне плевать на ее братьев». Вот видишь, ты должна быть благодарна своей судьбе. Ни один мужчина в Сент-Луисе не смог бы похвастаться такой широтой взглядов, как у Джона Брина!
– Замечательно, – процедила Джулиана сквозь стиснутые зубы. Отшвырнув щетку, она вскочила и повернулась к кузине: – Виктория, неужели тебе в голову не приходит, что я предпочла бы самостоятельно выбрать себе мужа, если бы вообще захотела иметь его! Замужество – не единственная цель женщины. А тем более брак с человеком, который ей не нравится, которому она не доверяет… – Она замолчала, увидев насмешку на лице Виктории. – Впрочем, тебе этого никогда не понять! – воскликнула она.
Виктория схватила ее за руку.
– Зато я понимаю, что ты самая настоящая эгоистка. Папа старался сделать тебе как лучше, он страшно переживает из-за того, что ты недовольна. Неужели ради него ты не можешь хотя бы попытаться улыбнуться мистеру Брину? Папа был бы на седьмом небе от счастья. Сделка с мистером Брином превратит его в очень богатого человека. Он снимает с себя ответственность за тебя, но при этом ты оказываешься в выгодном положении. Ведь ты ни в чем не будешь нуждаться! Тебе же все будут завидовать! А ты, – едко продолжила она, – а ты даже не считаешь нужным проявить благодарность! Ни за это, ни за то, что папа и мама долгие годы кормили, поили и одевали тебя! Ты противная, Джулиана! Ты не заслуживаешь Джона Брина, ты не заслуживаешь красивых платьев. Ты не заслуживаешь ни капли жалости! Я счастлива, что послезавтра мы от тебя избавимся. Уверена, мама и папа тоже обрадуются.
Глаза Джулианы наполнились слезами.
– Ты права в одном, Тори. Вы действительно послезавтра избавитесь от меня.
– Жду не дождусь этого дня, – бросила Виктория, игнорируя страдальческое выражение на лице кузины, и направилась к двери. – Я передам мистеру Брину твои слова. Не сомневаюсь, он будет недоволен.
«Посмотрим, как он будет недоволен через пару дней», – мысленно крикнула Джулиана, когда за Викторией закрылась дверь. По ее щекам заструились горячие слезы, и она закрыла лицо ладонями. Слова Виктории расстроили ее сильнее, чем она ожидала. Ее бегство приведет в ярость дядю Эдварда и разрушит его мечты о несчетных богатствах. Неужели она и в самом деле настолько эгоистична, что готова лишить дядю успеха, который сулит ему партнерство с Джоном Брином? Почему она не может покориться судьбе и исполнить свой долг перед родственниками? Возможно, горестно подумала она, ей следует остаться и извлечь из этого брака максимальную выгоду?
Однако эта мысль вызвала у Джулианы дрожь. Нет. Несмотря на привлекательную внешность, красивую одежду и богатство, Джон Брин слишком противен ей. Если подозрения Джила верны, он, кроме всего прочего, безжалостен и бесчестен. Она не готова принести себя в жертву такому человеку ради удовольствия родственников. У дяди Эдварда и тети Катарины всегда хватало денег для достойного образа жизни. Просто после ее побега им не придется купаться в роскоши и сорить деньгами, как они мечтают.
Джулиана подошла к кровати и сняла пеньюар. Она уедет. Сегодня же. И никому не удастся остановить ее.
Джулиана покинула ранчо в полночь. Дом был погружен в тишину, только оконные стекла тихо позвякивали под слабыми порывами ветра. С саквояжем в руке, она на цыпочках спустилась по лестнице и, проскользнув через холл в кухню, осторожно открыла кухонную дверь. Дверь скрипнула, и Джулиана в страхе затаила дыхание, а затем шагнула за порог. Понимая, что любой, кто случайно выглянет в окно, сразу же заметит ее на залитой лунным светом дорожке к конюшне, она пробралась через огород и двинулась вдоль каменной стены.
Несколько лошадей заржали, когда Джулиана подняла щеколду на двери в конюшню и проскользнула внутрь. Она не решалась пользоваться фонарем, поэтому вынуждена была подождать, пока глаза привыкнут к темноте, и, найдя на ощупь денник Коломбины, угостила лошадь кусочком сахара и принялась седлать ее. Прикрепив к седлу саквояж, Джулиана вывела кобылу во двор. На все это потребовалось несколько минут, но эти минуты показались ей вечностью.
Девушка холодела от ужаса при мысли, что в любой момент раздастся грозный окрик, что она столкнется с Бартом Мюллером или самим Джоном Брином. Наконец она взобралась в седло и посмотрела вперед, на посеребренные лунным светом пастбища. Ее тело было напряжено как струна. В следующую секунду она пришпорила Коломбину, и лошадь стрелой понеслась по равнине.
Путь Джулианы лежал отнюдь не в Денвер. Ведь именно там в первую очередь будут искать ее дядя Эдвард и Джон Брин. Она направлялась в Эмбер-Фоллз, крохотный городок в семнадцати милях к западу, намереваясь пересесть там на дилижанс, который повезет ее через Скалистые горы к границе с Аризоной. В саквояже лежала горсть золотых монет. Когда все ужинали, она вытащила деньги из кошелька дяди Эдварда, а вместо них положила жемчужные серьги, подаренные ей дядей и тетей на девятнадцатилетие. Ей не хотелось, чтобы ее назвали воровкой и сказали, что она пошла по стопам своих братцев. Впрочем, Джулиану больше не волновало, что подумают другие.
Пригнувшись к шее Коломбины, девушка летела вперед. Ночной ветер обжигал ей щеки. Ноги лошади едва касались земли, с каждой секундой она ускоряла свой бег. Джулиана ликующе вскрикнула, почувствовав себя птицей, вырвавшейся из клетки.
