Эдит Лэйтон - Великосветский переполох
Майлс вздрогнул.
— Но потом они снова отрастут, — быстро добавил Гарри. — Лихорадка иногда дает такие осложнения. Со временем цвет лица, как и ее фигура, станут прежними. Усиленное питание и продолжительный отдых помогут этому. Следы от банок и пластырей также исчезнут. Безусловно, ее здоровье восстановится, вернется и красота, но для этого понадобится время, именно время является основным фактором. Конечно, это нельзя сравнить с восстановлением разрушенного собора… но для нее это время может показаться сопоставимым.
Он расправил свои узкие плечи.
— А теперь, Майлс, давай дождемся, пока она придет в себя и вспомнит, что с ней произошло. Надеюсь, достаточно скоро мы увидим, как она снова будет ходить и разговаривать. А затем… что ж, время покажет.
Майлс положил руку на плечо другу.
— Ты только вылечи ее, Гарри. А в остальном я полагаюсь на судьбу.
— Я постараюсь, — серьезно ответил Гарри. — Это все, что я могу сделать. Но как ты понимаешь, не все в моей власти.
Закат был бледным, сумерки опускались мягко и неспешно. Уходящий день был прекрасным — теплым и погожим. Птицы уже щебетали свои вечерние песни, а слабый ветерок легкими волнами пробегал по листве деревьев. Вечерний воздух был напоен пьянящим ароматом цветов. Майлс расхаживал по садовой дорожке, время от времени посматривая на часы. Оставалось еще несколько минут. Какой бы приятной ни была прогулка на свежем воздухе, он согласился на нее только для того, чтобы Гарри наконец перестал ворчать, а миссис Фарроу — жаловаться, что он никогда не покидает комнату наверху. Травница заявила, что ей не нужен еще один больной, за которым тоже понадобится присматривать. Гарри был более кратким. «Выметайся», — только и сказал он.
Майлс сделал глубокий вдох. Он поднял голову и увидел, что на темнеющем небе с узкой полоской уже багряного заката появляются первые звездочки. Воздух, казалось, был подобен бальзаму; Майлс чувствовал, как расправляются его мышцы, как наполняется живительным ароматом грудь и поднимается настроение. Боже, как ему не хватало всего этого.
Нельзя сказать, что Майлс избрал карьеру флотского офицера бесповоротно и навсегда. Ему нравилось море, но сушу он любил. Однако флот обещал то, что ему было необходимо: шанс быстрого продвижения и возможность сколотить состояние. А кроме того, бесконечные просторы, уводящие его от лондонской суеты. На самом деле служба уготовила ему бесконечные часы в тесных душных каютах, в которых не было не только свежего морского, но даже нормального чистого воздуха. Оказалось, что жизнь офицера флота совсем не походила на жизнь джентльмена, совершающего морской круиз. У него зачастую даже не было времени просто прогуляться по палубе, чтобы насладиться запахом моря.
Он дотронулся до длинного рубца на подбородке и улыбнулся, вспомнив о том, как ему приходилось нести вахту на болтающемся от качки судне, как часто это бывало опасно, изредка — тягостно и какие интересные шрамы остались на память об этой службе. Но служба дала ему возможность сделать карьеру и деньги — то, в чем он нуждался больше всего.
Ему казалось, что его жизнь после смерти отца и поспешного замужества матери стала беспрестанным поиском того, что было необходимо кому-то. Когда же придет его черед получить то, что необходимо ему? Или это одно и то же?
Гарри и миссис Фарроу правы, подумал он, впитывая медленно опускающиеся сладкие сумерки, — ему была необходима эта прогулка. Они опасались открывать окно в комнате Аннабеллы. Даже самый слабый сквозняк и даже аромат цветов могли быть сейчас ее врагами. Но ему свежий воздух полезен. Он поднимал настроение, напоминая, что независимо от его проблем продолжает существовать мир, наполненный безмятежностью и радостью. Он чувствовал, как распрямляется его спина, а умиротворение наступающих сумерек успокаивает его нервы.
Этот охотничий домик был небольшим в сравнении с усадьбой в Холлифилдс, но ему он нравился больше. Он был построен не для того, чтобы подавлять своей внушительностью — скорее, для того, чтобы подчеркнуть красоту окрестностей. Он осмотрел сад. За ним хорошо ухаживали. Уже появились ранние розы и цвели поздние примулы; арка, обвитая пурпурной глицинией, уже подернутой более темными, почти багровыми тонами; неподалеку ярко-желтый ракитник еще не хотел отдавать свои краски угасающему свету.
Здесь можно уйти от своих волнений и тревог, бродить по зеленым полям или прогуливаться по прекрасным аллеям. Можно скакать по изумрудной зелени лугов, останавливаясь на берегу чистых ручьев, можно, взяв в руки удочку, попытать удачи и поймать на обед жирную, превосходную форель. Можно встать на рассвете и посидеть у пруда, наблюдая за тем, как раскрываются кувшинки, или просто прогуляться до озера, расположенного чуть дальше у дороги, и, взяв небольшой ялик, слушать мерный плеск весел и наблюдать, как день клонится к закату. Можно…
День и в самом деле клонился к закату. Гарри говорил, что сейчас наступает самое опасное время, именно сейчас жизнь может угаснуть так же, как этот день. Майлс резко развернулся и направился к дому.
Глава 7
Майлс только что торопливо покончил с ужином и теперь расположился в удобном кресле рядом с постелью жены. Он читал. До разговора с Гарри он был не в состоянии сконцентрировать свое внимание ни на единой строчке, но теперь, когда не было необходимости сидеть в напряжении, прислушиваясь к судорожным вздохам Аннабеллы, он наконец вновь мог читать. Это казалось настоящей роскошью. Но все его чувства оставались напряжены.
Услышав шорох, он насторожился и поднял глаза: в комнату, чтобы зажечь лампы, на цыпочках входила горничная. Майлс улыбнулся ей и снова расслабился. Долгие сумерки закончились. Горничная окинула взглядом постель, в которой лежала Аннабелла, и улыбнулась Майлсу в ответ мягкой и грустной улыбкой. Вышла она так же тихо, как и вошла. Он вновь со вздохом удовольствия взялся за книгу.
Сначала он не мог понять, что изменилось. Он лишь почувствовал, что никакие может сосредоточиться на чтении. Он поднял голову. Лампы горели, комната была залита розоватым мерцанием, небольшой огонь в камине прогонял вечерний холодок. Но было что-то новое в атмосфере. Определенно ощущалось, что в комнате произошли некие изменения.
Майлс отложил в сторону книгу, поднялся и, несмотря на странно возникшее нежелание, подошел поближе к кровати и взглянул на Аннабеллу.
Она ответила взглядом.
Он попытался заговорить, но горло перехватило, и лишь со второй попытки голос повиновался ему.
— Аннабелла? — позвал он мягко.
— Я была больна, — произнесла она. Он кивнул.
