Николь Берд - Репутация леди
– А что касается тайных возлюбленных – в деревне или среди соседей… Ой, вспомнила. Мы приглашены сегодня на обед к нашим соседям Колстоунам. Который час? – Она посмотрела на часы на каминной полке и покачала головой. – Я слишком разболталась. Нам лучше пойти и быстро переодеться.
Она поставила чашку, отодвинула тарелку, встала и, поклонившись виконту и захватив корзинку с рукоделием, поспешила выйти.
О чем она только думает? Визиты к соседям были для нее столь необычными, что Мэдди легко могла забыть, что у них были планы на вечер.
Колстоуны считались, по крайней мере, старыми друзьями семьи, и это хорошо, потому что у Мэдди еще не было времени перешить платья матери.
В спальне она дернула за колокольчик, чтобы позвать Бесс, и выбрала из своего скудного гардероба подходящее платье. Мэдди уже сняла платье, в котором возилась в саду, и подкалывала волосы, когда вошла Бесс с кувшином теплой воды.
– Спасибо, Бесс. А Томас поможет лорду Уэллеру?
– Попозже. Когда закончит одевать хозяина.
– Разумеется. – Мэдди подумала о Томасе с его мозолистыми руками и медлительной речью в роли камердинера и прикусила губу, чтобы не улыбнуться. Томас был бесконечно предан семье, и им пришлось бы туго, если бы не он и, конечно, не Бесс.
Когда Бесс ушла, Мэдди присела к своему бюро и взглянула на тетрадь с рецептами, которую нашла на чердаке. У нее не было времени просмотреть ее, но эти пожелтевшие страницы, написанные рукой матери, почему-то тянули к себе.
Перелистывая листки с рецептами пудингов и печенья, Мэдди наткнулась на небольшой сверток, засунутый в конец тетради, который она сначала не заметила.
Интересно, что в нем?
Глава 7
Это была пачка писем, перевязанная голубой ленточкой с явной целью сохранить их. Мэдди положила руку на письма и замерла в нерешительности. У нее было такое чувство, что она пытается вторгнуться в святилище. Письма были написаны матерью, и Мэдди не должна быть такой любопытной.
Однако у нее было столько вопросов, которые хотелось бы задать матери уже долгие-долгие годы. Чтение этих писем, возможно, позволит Мэдди узнать о своей матери больше, но захотела бы мать, чтобы Мэдди и ее сестры прочли их?
Мэдди не знала, руководствуется она логикой или ею просто овладело искушение. Прикусив губу, она с бьющимся сердцем взяла первое письмо и развернула пожелтевший листок.
Дата вверху письма свидетельствовала о том, что оно было написано, когда матери едва исполнилось восемнадцать лет.
«Мой дорогой, – этими словами начиналось письмо, – у меня все еще кружится голова от нашего последнего танца. Мое сердце пело, от того что ты был так близко!»
О Боже, это были письма, написанные отцу! Почему они здесь, а не в каком-нибудь тайнике в его кабинете или спальне? – удивилась Мэдди. Она почувствовала себя совсем неловко – как она может читать любовные письма, написанные отцу?
Она сложила листок, сунула его обратно под ленточку и положила пачку в тетрадку с кулинарными рецептами.
Почему эти письма оказались на чердаке? Эта мысль не давала Мэдди покоя. Возможно, после смерти матери они были болезненным воспоминанием о днях счастья, и отец решил спрятать их подальше от любопытных глаз. А сейчас, даже если бы он этого хотел, то не смог бы подняться на чердак, чтобы забрать письма. Может, спросить его, не хочет ли он, чтобы они были у него?
Но как же она признается, что нашла их, да еще прочитала первое?
Ладно. Она решит это потом. А сейчас она поняла, что отец начал ухаживать за матерью, когда ей было семнадцать лет. Мэдди представила себе, как счастлива была ее мать в то время. Одно это стоило того, чтобы не чувствовать вину за прочитанное письмо. Мэдди словно получила доступ к голосу матери, доносившемуся из могилы. Что за глупая мысль, тряхнула головой Мэдди.
В холле послышались мужские голоса, и она поспешила спуститься.
После того как Мэдди, прочитав письмо матери, представила себе отца элегантным и учтивым молодым человеком, было странно видеть его в непривычном вечернем наряде. Со времени несчастного случая, произошедшего с ним много лет назад, отец редко выезжал в свет. Мэдди решила, что он выглядит прекрасно даже в немного старомодном камзоле. Эйдриан, напротив, был одет по последней лондонской моде и выглядел великолепно. Черный камзол и белоснежная рубашка превосходно оттеняли темные глаза и волосы виконта.
Завидев Мэдди на лестнице, отец улыбнулся. Эйдриан отвесил такой поклон, словно она была гранд-дамой, а не дочерью обедневшего дворянина, одетой в старомодное муслиновое платье с отделкой из дважды перекрашенных кружев.
Виконт и Томас осторожно подсадили отца в карету. Потом виконт помог Мэдди и сел сам, и карета отправилась в короткий путь к особняку Колстоунов.
Этот особняк был гораздо больше, чем дом Эплгейтов, освещался большим, чем обычно, количеством свечей, словно сегодня был праздник. Несмотря на волнение, Мэдди улыбалась, выходя из кареты. Потом осторожно подняли и усадили в инвалидное кресло отца. Его ноги укутали пледом, а на колени положили треуголку, и дворецкий покатил его впереди всех в дом.
Более высокое положение в обществе обязывало Эйдриана идти первым, но он махнул рукой, показывая, что впереди должен ехать старый Эплгейт. Это очень понравилось Мэдди – светский этикет был Эйдриану явно чужд. Разве он уже не прижился в их доме, где нет ни дворецкого, ни камердинера? Многие лондонские джентльмены ниже его рангом устроили бы скандал или вообще отказались бы жить в таких примитивных условиях.
Однако навстречу им уже шла миссис Колстоун. Протягивая руки, матрона воскликнула:
– А вот и наша совсем недавно обручившаяся пара, и какие же они оба красивые! Дорогая мисс Эплгейт, мы так за вас рады. Ваша дорогая матушка была бы в восторге!
Мэдди прокляла свою способность так легко краснеть.
– Спасибо, – пробормотала она.
Хотя ей и нравилась дородная добродушная миссис Колстоун, которая была близкой подругой ее покойной матери, Мэдди хотелось, чтобы соседи восторгались ее помолвкой не так громогласно и многословно. Она вдруг почувствовала себя нищенкой из сказки, укравшей принца. Эйдриан сразу же понял, что ей неловко.
– Я совершенно уверен, – вмешался виконт, – что и моя покойная матушка была бы в не меньшем восторге, если бы узнала, какую чудесную невесту я выбрал себе в жены.
– О! Разумеется, – запинаясь, ответила миссис Колстоун, но быстро поправилась: – Вам и вправду очень повезло. Уверяю вас, наша дорогая мисс Эплгейт – истинный бриллиант нашего графства, лорд Уэллер. Только ее преданность своему отцу, из-за которого она должна была оставаться дома, не позволяла ей принимать ухаживания поклонников со всего Йоркшира. Ее красота, ум, умение вести хозяйство… впрочем, о последнем вам нет необходимости беспокоиться.
