Каролина Дэвидсон - Невеста по заказу
Сисси раскраснелась от удовольствия – она была в своем новом платье, – Лотти сшила ей очень приличный наряд. Цветы на платье были необыкновенно яркими, почти такими же радостными, как улыбка, светившаяся на лице Сисси. Девочка несла маленькую сумочку, которую Лотти сшила для нее из остатков ткани.
Они спустились вниз по проходу, шагая в такт хоралу – Милли Гордон исполняла «Всемогущий Творец» перед началом утренней службы. На скамье справа сидел только один человек, и именно там остановился Джон, пропустив вперед Лотти. Затем села Сисси, а за ней – Томас. Джон уселся с краю, чувствуя на себе любопытные взгляды.
Наконец орган выдохнул последнюю гулкую ноту, и в церкви установилась тишина; все удовлетворенно закивали, одобряя исполнение Милли. Высокий молодой мужчина в черном костюме, подчеркивающем стройную фигуру, вошел через дверь справа и подошел к кафедре. Его темные волосы касались сзади шеи и воротника рубашки. Воротник же сиял белизной в свете солнечных лучей, проникавших через окна и наполнявших помещение церкви отблесками неземной красоты. «Кто-то застирал этот воротничок чуть ли не до дыр, а затем и накрахмалил», – подумала Лотти, глядя на молодого человека. Кроме того, она отметила, что у него необыкновенно длинные руки; в тонких пальцах он держал Библию в черном кожаном переплете. Положив книгу на кафедру, он обратился к своему приходу.
Все звуки тотчас же стихли; прихожане обратили свои взоры на человека, стоящего на кафедре. В наступившей тишине раздался голос пастора.
– …За всех согрешивших и представших перед славой Господа нашего, – заговорил он мелодичным голосом, странно не соответствовавшим облику, – помолимся. – Далее пастор продолжал тем же красивым баритоном, превращающим каждое произнесенное им слово в музыку.
Лотти, невольно заслушавшись, склонила голову. Затем, сделав над собой усилие, взглянула на пастора сквозь ресницы. Понимая, что ведет себя непочтительно, она не в силах была обуздать свое любопытство и не рассмотреть человека, едва не ставшего ее мужем. Он был очень худ, черты его лица были четкими и резкими, полные же губы свидетельствовали о великодушии. Рассмотрев пастора, Лотти незаметно повернула голову и взглянула на огромные ноги Джона Тиллмэна, сидевшего рядом, всего лишь в каком-то ярде от нее.
Затем взгляд ее переместился вверх и задержался на больших руках Джона, лежавших на коленях. Еще немного повернув голову, она чуть приподняла ресницы, чтобы увидеть его грудь. Наконец, собравшись с духом, она глянула выше… и с удивлением обнаружила, что его веселые голубые глаза глядят прямо на нее.
Она быстро опустила ресницы и отвернулась, снова уставившись на свои крепко сжатые руки. Прерывисто вздохнув, Лотти попыталась понять причину своего замешательства. «Он смотрел на меня как идиот», – подумала она со смущением, и щеки ее залились румянцем. «Тебе не следовало разглядывать их во время молитвы», – мысленно укоряла она себя.
Джон попытался стереть с лица улыбку. «Значит, сравнивали нас, мисс О'Малли», – подумал он. Чувствуя, что усмешка не исчезает с его лица, он прикрыл рот ладонью, затем прочистил горло, пытаясь справиться с собой. «Ах, негодница, – мысленно улыбнулся фермер. – Непочтительная, если не сказать больше». И Джон еще сильнее развеселился.
Когда прозвучало гулкое «Аминь», означавшее конец молитвы, собрание зашуршало, зашаркало ногами, заерзало на жестких сиденьях. Понимая, что утро только началось и что служба закончится лишь около полудня, прихожане готовились сидеть долго.
И вновь под сводами церкви зазвучали гимны, выводимые прекрасным голосом проповедника. Услышав знакомые слова песнопений, Лотти, увлеченная гармонией музыки, присоединилась к поющим, не замечая, что чуткие уши соседей прислушиваются к ее красивому сопрано – прихожане по достоинству оценили ее дар.
Джон пел хрипло и монотонно, его слух был настроен на голос Лотти. Сам он петь не умел, но достаточно разбирался в музыке, чтобы распознать женщину с талантом, когда ему доводилось такую встретить. Только вчера он услышал несколько последних строф из ее утренней песенки, когда она, стоя посреди комнаты, будила Сисси веселой тирольской серенадой, которая закончилась хихиканьем и ласковыми объятиями. Джон взбежал на крыльцо и вошел в комнату.
– Вы слышали, как поет мисс Лотти? – спросила Сисси, глядя на дядю через плечо девушки.
– Да, малышка, слышал, – ответил он уклончиво и нахмурился, думая о Сисси и Лотти.
Сисси очень быстро подружилась с этой женщиной. Конечно, следовало ожидать того, что Лотти сошьет ей новое платье и будет заботлива. А теперь – и объятия, и убаюкивание по вечерам перед тем, как Сисси отсылали наверх. Похоже, Лотти пускает корни, привязывая Сисси к себе на случай, если не найдет куда податься, когда он решит, что делать с детьми.
Джон не очень обрадовался своим мыслям, понимая, что в Доме Господа они неуместны.
В конце концов, девушку нельзя было винить, если бы она и пыталась где-нибудь пристроиться. «Она такая одинокая в этом мире, и ей приходится самой заботиться о своем благополучии», – рассудил Джон. Его расположение к Лотти возросло.
Пастор, обычно ведущий службу в тесном сотрудничестве с прихожанами, сейчас столкнулся с невниманием и нетерпением своей паствы. Он понимал, что все знают о присутствии Лотти, однако взял себя в руки и принялся читать проповедь. Бедняга вспотел и несколько раз со страдальческим видом поводил шеей, сдавленной жестким крахмальным воротничком, но все же осилил заготовленную к этому дню часовую проповедь.
После того как был спет последний гимн и последнее «Аминь» было дружно произнесено всеми прихожанами, все как один поднялись и направились к задней двери. У красивой черной шелковой ширмы преподобный Буш ждал свих прихожан, большинство которых с нетерпением предвкушали сцену, что наверняка должна была произойти, когда Лотти приблизится к двери.
Она знала, что этот момент должен настать, и боялась его. Только присутствие Джона и детей давало ей силы медленно подойти к выходу и войти в маленький портал, озаренный полуденными лучами солнца.
Она подняла голову, встретилась с пастором взглядом и улыбнулась:
– Преподобный Буш?
Он подал ей руку, и она увидела, как краска, медленно поднимаясь по шее преподобного вверх от жесткого воротничка, заливает резкие черты его лица.
– Вы – мисс Лотти О'Мэлли, – сказал он глубоким голосом, в каждом звуке которого слышалась просьба о прощении.
Она кивнула и стала ждать, неуверенная в том, что знает, как следует себя вести в подобной ситуации. Следовало ли ей вызволить свою руку из его руки и сделать шаг назад? Или, может быть, сказать что-нибудь про его проповедь, из которой она не помнила сейчас ни единого слова? Ей с трудом удалось сложить губы в подобие улыбки, но она тотчас же почувствовала прилив раздражения.
