Барбара Картленд - Волнующее приключение
Вначале профессор вспоминал былые дни, говорил о письмах, которыми он обменивался со старыми друзьями, рассказывал о своей тоскливой жизни в Мелхаузене и пел восторженные гимны столице мира Парижу.
Этот монолог занял почти час и несколько утомил слушателей. В конце концов, один из друзей профессора позволил себе прервать его словоизлияния.
— Кое-что здесь изменилось, Дюмон, с тех пор, как вы последний раз встречались с нами. И мы тоже теперь другие.
— Как — другие? — опешил профессор.
— Мы сейчас занимаемся не только литературой, живописью и музыкой. Мы это все предоставили тем, кто собирается в «Золотом солнце».
— Не может быть! — воскликнул профессор.
— Все течет, все изменяется, — философски заметил один из собеседников. — Мы переросли этих молокососов и играем теперь в другие игры.
— По какому же поводу вы решили покинуть «Золотое солнце»и переместиться сюда? — удивился профессор. — Мне об этом никто не писал. Мне казалось, что оба этих кафе и компании, собирающиеся в них, связывает тесная дружба.
— Да, так было раньше. Но пару недель тому назад мы решили заняться более серьезным делом. Их пустопорожняя болтовня нас не устраивает.
— А что же вам нужно? — несколько агрессивно спросил профессор.
Его собеседник настороженно огляделся по сторонам, явно опасаясь, не подслушивает ли кто их разговор. Только удостоверившись, что поблизости нет никого из посторонних, он ответил:
— Мы разочаровались в реформах. Нам надоело сидеть и ждать у моря погоды. Мы решили действовать.
— Что вы подразумеваете под словом «действовать»? — поинтересовался профессор.
— А то уважаемый Дюмон, что, только объявив войну государству, мы можем как-то продвинуться вперед.
— Помню, раньше мы частенько обсуждали эти методы но не пришли к согласию, — миролюбиво заметил профессор. — Да, мы все жаждем свободы. Да, мы все хотим вбить в головы правящей во Франции буржуазии наши идеалы. И когда-нибудь, я надеюсь, буржуа поймут, что мы несем им свет разума и новой жизни.
Всеобщий вопль за столом был ответом на его неосторожное высказывание.
— Буржуа! Вот кто наши враги. Их мозги не могут воспринять ничего нового!
— Все буржуа должны быть уничтожены любыми способами!
Профессор чуть было не упал в обморок, губы его задергались. Он откинулся на подушки и едва слышно пробормотал:
— Уничтожены?
— Мы должны стереть всех буржуа с лица земли! — ответил ему один из его друзей. — Сколько можно рассуждать и топтаться на месте? Теперь мы подкрепляем нашу пропаганду конкретными делами.
Профессор затряс седовласой головой.
— Не торопитесь, друзья мои! Конечно, я понимаю, что вы устали от ожидания, но терпение необходимо в таком деле, как обращение человечества в нашу веру. Это благородная, но поистине трудная задача.
— Трудная? Да! — воскликнул один из сидящих за столом. — Но скажите, профессор, что труднее — годами метать бисер перед свиньями или разом вспороть ножом брюхо жирной тупой свинье, которая и слушать тебя не хочет?
— А еще лучше подложить в этот свинарник хорошую бомбу! — предложил один из сидящих за столом.
При этих словах Заза пробрал озноб. Ее испугал не сам смысл этого высказывания, а та горячность, с которой оно было произнесено.
Она поняла, что люди, собравшиеся за столом кафе «Де Шамс», настроены весьма серьезно.
Девушка украдкой взглянула на Пьера Бувье, но тот хранил непроницаемый вид и не вмешивался в разговор. Может быть, он обо всем этом догадывался заранее? Может быть, для него не явился неожиданностью такой поворот беседы, а лишь только она, наивная принцесса из Мелхаузена, удивляется всему этому?
В памяти ее всплыли недавние газетные сообщения о беспорядках во Франции, о том, как некий юный фанатик взорвал что-то в здании Парижской фондовой биржи, а другой юноша устроил там стрельбу, выпустив три пули из револьвера, к счастью, не принесшие никому вреда.
Обозреватель единственной в Мелхаузене правительственной газеты обозвал этих молодых людей «чокнутыми»и жестоко высмеял их.
Затем последовала новость о вспышке революционного безумства в самом французском парламенте. Сначала одна группа депутатов полезла с кулаками на другую, а когда потасовка достигла апогея, рядом взорвалась настоящая бомба, брошенная с галереи для публики и начиненная стальными гвоздями.
Взрыв охладил темперамент депутатов, хотя никто из них не был убит, но многие из бывших противников оказались на больничной койке.
Заза прочитала в газете, что бомбометатель — молодой человек по имени Август Воланд — был пойман. О нем писали, что он прожил долгие годы в нищете и полностью разочаровался в жизни.
Очутившись в руках полиции, он громогласно заявлял направо и налево, что его поступок есть не что иное, как вопль отчаяния угнетенного класса, который требует права на сносное человеческое существование.
«Неужели люди так бедны и несчастны и так обижены на судьбу, — подумала Заза, — что готовы убивать себе подобных и сами обрекают себя на смерть?»
Ей было жаль молодого террориста, потому что его приговорили к гильотине, хотя в результате взрыва в парламенте никто не погиб. Она сочла приговор суда несправедливым и поделилась своим мнением с профессором, но конечно, не со своим отцом, который, несомненно, придерживался такого мнения, что всех этих негодяев надо казнить без всяких проволочек.
Профессор же, однако, разделил печаль девушки и тоже счел приговор слишком суровым.
Молодой человек умер достойно, выкрикивая на пути к гильотине:
— Смерть всем буржуа! Да здравствует анархия!
Он был мучеником извечной войны классов, и Заза поняла, что друзья профессора разделяют его взгляды и ненависть к государству, которое подавляет и эксплуатирует обиженных судьбой бедняков.
Однако ей казалось, что они только болтают о своих грандиозных планах по сооружению баррикад и изготовлению бомб, а на самом деле вовсе не хотят встретиться лицом к лицу с гильотиной. Их слишком занимала словесная шелуха, чтобы воплотить ее в конкретные дела вне стен облюбованного ими кафе.
Профессор наклонил голову, прислушиваясь к тому, что говорил ему один из старых друзей, с которым он постоянно переписывался.
— Вы не думайте, что мы одни. Таких, как мы, много.
Многие желают быстрых перемен.
— И сколько же вас? — поинтересовался профессор.
— Вы слишком долго жили в своем сонном Мелхаузене и поэтому ничего не знаете. Сотни анархических групп рассыпаны по всей стране, и все готовы к действию.
Профессор явно был озадачен и не на шутку перепуган. Между тем его друг продолжил свой монолог:
