Адель Эшворт - Мой нежный граф
Брент сел рядом с ней на сено, подобрал под себя ноги, уперся локтями в колени и принялся теребить соломинку.
— Она… дикая. Неуправляемая.
Кэролайн усмехнулась и повернула голову.
— И, надо полагать, незаконнорожденная.
Брент шумно выдохнул, прощая Кэролайн грубость, ибо прекрасно понимал ее чувства.
— Ее мать была французской куртизанкой…
— Шутишь, — недоверчиво перебила она.
— Нет, я не шучу, Кэролайн, — спокойно возразил граф. — Ее зовут Кристин Дюмонт. Это красивая, экзотичная женщина из Лиона, которая пробилась в высшие круги наполеоновского двора.
Краем глаза Брент заметил, что Кэролайн повернулась и жалобно смотрит на него.
— Девочка впервые появилась на моем пороге чуть больше четырех лет назад. Представь себе, ее прислали с курьером и запиской от матери, приколотой к одеяльцу. Когда малютка прибыла в Англию, она вся горела в лихорадке и, если бы не Недда, наверняка не выжила бы.
Кэролайн опустила голову.
— Я не могу сейчас об этом разговаривать…
Брент придвинулся к жене. Кэролайн вновь смотрела в пол, не мигая, замерев в неестественной неподвижности. Он понимал, что сейчас не самый подходящий момент, чтобы копаться в прошлом, но это всегда будет непросто, а Кэролайн должна знать все о ребенке.
Граф откинулся назад и устремил взгляд прямо перед собой. Очень печально он прошептал:
— Розалин умственно больна, Кэролайн. Она не способна учиться и почти все время проводит с Неддой. Она дикая, неуправляемая, и с этим никогда ничего нельзя будет поделать.
Кэролайн молчала. Голос изменил ей, голову затянуло туманом, и, по правде говоря, сейчас ей не было дела ни до девочки, ни до пятен в прошлом мужа. Сквозь пелену сознания проступала только одна мысль: мечта, которая вот-вот должна была осуществиться, теперь валялась на полу конюшни, в клочья разорванная отвратительным, невоспитанным ребенком, который к тому же оказался ее падчерицей.
Слезы вновь покатились по щекам Кэролайн; ее начало знобить от холода и потрясения. Брент, очевидно, заметил это, потому что поспешно снял пальто и накинул ей на плечи.
— Почему? — измученно спросила она.
— Это… сложно объяснить.
— Я не о тебе говорю! — прокричала Кэролайн, поворачиваясь к мужу. — Я говорю обо всех мужчинах на земле, которые так невероятно затрудняют женщине путь к успеху!
Брент посмотрел на жену, как на сумасшедшую. Она быстро встала, сбросив его пальто. Граф не менее быстро поднялся и схватил ее за руку.
— Не прикасайся ко мне, — с убийственным спокойствием сказала она.
Брент убрал ладонь, сжав челюсти от нарастающего раздражения.
— Моя жизнь была счастливой, пока я не встретила вас, лорд Уэймерт. Теперь все, к чему я стремилась, рухнуло.
Граф строго ответил:
— По-моему, ты слишком близко принимаешь это к сердцу…
— Слишком близко к сердцу? — Кэролайн отступила на шаг, глядя на мужа, как на прокаженного. — Да знаешь ли ты, каково женщине, которая хочет учиться? Мы не можем посещать занятия и получать образование, как мужчины. Единственное, что нам позволено, если мы происходим из хорошей семьи, это изучать с гувернантками грамматику и музыку, чтобы, став леди, мы могли развлекать мужчин, читая им глупые стихи или часами просиживая за фортепиано. — Она сделала шаг к мужу и ткнула его пальцем в грудь. — Так вот, я родилась одаренной, но с маленькой проблемкой — женщиной. А я уже сказала, как позволяют учиться женщинам, талантливым в таких науках, как естествознание и математика. Нам приходится тайком урывать информацию.
Граф молча смотрел на жену, которая, уперев руки в боки, продолжала:
— Несколько лет назад я начала посещать занятия в Оксфордском университете.
Брент был заметно шокирован, и это рассмешило Кэролайн.
— Да, мой дорогой супруг, — с сарказмом подтвердила она. — Я начала посещать занятия вместе с несколькими другими отважными женщинами, которые тоже хотели учиться. И знаешь, где мы сидели?
Она скрестила на груди руки и замерла в ожидании ответа.
Немного помолчав, граф признался:
— Понятия не имею.
Она горько усмехнулась.
— Мы вообще не сидели! Нас не пускали внутрь классных комнат, Брент. Нам позволяли стоять в коридоре и слушать, при условии, что мы не будем отвлекать тех, кто приходил туда учиться по-настоящему, то есть мужчин. Как предусмотрительно с их стороны придумать эти правила, верно? Мы не могли задавать преподавателям вопросов, не могли писать контрольных работ — это можно было только мужчинам, удобно рассевшимся на стульях.
Кэролайн прервала свою тираду и вытерла щеки тыльной стороной ладони. Она оглянулась на изорванную бумагу, и ее глаза снова наполнились слезами. Девушка всхлипнула.
— И все это здесь, — проговорила она сквозь рыдания, указывая на то, что осталось от ее работы. — Пять лет я писала конспекты, сидя на корточках в коридорах Оксфордского университета, пытаясь учиться у величайшего в мире ботаника. Все здесь и уничтожено невоспитанной девчонкой.
— Кэролайн…
— Нет!
Брент протянул к ней руку, но она попятилась в сторону двери. Открыв ее, Кэролайн оглянулась на мужа.
Он выглядел потрясенным.
— Твоя ненормальная дочь уничтожила единственное, что было для меня важно. — Она понизила голос до угрожающего шепота. — А ты погубил мою жизнь.
— Кэролайн…
Брент потянулся к жене, чтобы утешить, но та, не обращая на него внимания, в ярости кинулась прочь.
Глава седьмая
Кэролайн, сидя на канапе перед камином в кабинете мужа, ждала его. Она три дня избегала встречи, с рассвета и до заката работая в своем цветочном саду, бывшем для нее убежищем от бед внешнего мира.
Однако это были унылые дни, и Кэролайн поняла, что настало время принять решение. Бесполезно сокрушаться о том, что потеряно. Ее бесценного собрания конспектов больше нет, и тут ничего не поделаешь. Зато она в один миг обрела дочь, и пришла пора разобраться с этим. Теперь она мать неуравновешенной маленькой девочки, рожденной от союза ее отца с прекрасной французской куртизанкой.
Кэролайн закрыла глаза и откинула голову на зеленые бархатные подушки.
Когда она представляла Брента в пылких, страстных объятиях другой женщины, у нее закипала кровь и вспыхивала кожа. Вероятно, это бывало у него и с другими женщинами. Такое было в обыкновении большинства мужчин, и, к полной растерянности Кэролайн, от этой мысли у нее больно щемило сердце.
Но как он мог быть таким безответственным? Но тут же Кэролайн поневоле оттаяла, когда подумала о Розалин, невинном ребенке, которого нашли на пороге, страдающем от сильнейшего жара, и о том, что ее муж принял девочку в свой дом. Кэролайн не представляла себе, чтобы кто-то из аристократов осмелился оставить у себя незаконнорожденную, ненормальную дочь, да еще и наполовину француженку. Это было немыслимо. Это был скандал. И ее муж пошел на этот скандальный шаг, потому что Розалин была как раз этой ответственностью — его ребенком.
