Кэтрин Коултер - Невеста-наследница
— Письмо было без подписи, и принес его уличный мальчишка. Мне такие послания не по душе. Они омерзительны и по прочтении оставляют самое гадкое чувство.
Колин не ответил.
— В Лондоне никто и не подозревал, что вы уже были женаты.
— Я полагал, что это никого не касается.
— Когда она умерла?
— Незадолго до смерти моего брата, примерно шесть с половиной месяцев назад.
— Как это случилось?
У Колина засосало под ложечкой.
— Она упала со скалы и сломала себе шею.
— Это не вы ее столкнули?
Колин молчал, но его гневное молчание было красноречивее любых слов.
— Вы с ней о чем-то спорили? Наверное, она упала случайно?
— Я не убивал свою жену. И не стану убивать вашу сестру. Полагаю, тот, кто написал это письмо, предостерегал вас именно от этого.
— О да.
— Вы расскажете об этом Джоан?
Дуглас моргнул. Он все никак не мог привыкнуть к тому, что Колин называет Синджен этим дурацким именем — Джоан.
— Это мой долг. Хотя, разумеется, было бы лучше, если бы вы рассказали ей сами и, возможно, объяснили ей то, чего не хотите объяснить мне.
Колин хранил молчание. Вид у него был надменный и настороженный. Дуглас встал.
— Мне очень жаль, — сказал он. — Синджен — моя сестра, и я ее люблю. Мой долг — защищать ее. Она должна обо всем узнать, было бы несправедливо держать ее в неведении. Я убежден, что, прежде чем вы поженитесь, все сомнения должны быть сняты. Таково мое условие.
Колин по-прежнему молчал, потупившись. Он поднял взгляд лишь тогда, когда Дуглас Шербрук вышел, тихо затворив за собой дверь. Откинув голову на подголовник, он закрыл глаза и потер бедро. Шов чесался, кожа вокруг него была розовой. Стало быть, рана скоро заживет.
Но достаточно ли скоро?
Господи помилуй, кто же это сделал? Кто написал письмо? Наверное, Макферсоны, больше, пожалуй, некому, а если это и впрямь они, то у них есть для этого повод. Его первая жена, Фиона Далинг Макферсон, была старшей дочерью старого лэрда. Но старик Лэтем как будто не винил зятя в ее смерти, во всяком случае, тогда, полгода назад. Правда, у ее брата Роберта было иное мнение, но лэрд держал сына в узде. Однако в последние месяцы до Колина стали доходить слухи о том, что лэрд Макферсон тронулся умом и день ото дня слабеет, что было немудрено, поскольку он был уже стар, как Мафусаил. Да, письмо наверняка написали Макферсоны, эти подлые трусы, никому другому это было ни к чему.
Но к черту это проклятое письмо! Он должен жениться на Джоан, и побыстрее, не то все будет потеряно. Колин лег в постель, закрыл глаза и заставил себя заснуть.
Через несколько часов он встал и прошелся по спальне — один раз, другой, третий. Хвала Всевышнему, силы к нему возвращаются. Теперь нужно молиться о том, чтобы выздоровление произошло достаточно быстро.
Окончательное решение он принял вечером, во время ужина. Джоан ужинала вместе с ним. Подняв взгляд с ломтика ветчины, который он насадил на вилку, он вдруг осознал, что она разговаривает с ним, а он, погруженный в свои мысли, так и не заметил, как она начала беседу.
— Пожалуйста, Колин, не пойми меня превратно, подвенечное платье получилось очень красивым, но до чего же докучна вся эта суета! Боюсь, что моя матушка не удержится и станет демонстрировать тебя всем как охотничий трофей, настолько она рада, что я наконец-то нашла себе мужа. Как же я не люблю все эти нудные церемонии! Как бы мне хотелось просто взять и увезти тебя отсюда, чтобы поскорее зажить вдвоем! Это главное, а все остальное — пустяки, право же, пустяки!
От этих слов у Колина едва не отвисла челюсть, и чувство несказанного облегчения охватило его. Это же просто манна небесная! Подумать только, он столько мучился, ломал голову, прикидывая и так и эдак, как ему поскорее заполучить ее в жены, и вдруг Джоан Шербрук сама плывет к нему в руки!
— Я еще не окреп, — сказал он, делая вид, что смакует ветчину.
— К пятнице окрепнешь. А может быть, даже и раньше. Ах, если б ты был в полном здравии уже теперь!
Колин набрал в легкие побольше воздуха.
— Я должен кое-что сообщить тебе, Джоан. Нет, сделай милость, выслушай меня не перебивая. Это очень важно. Твой брат не позволит нам пожениться. Он сам мне об этом сказал. Он считает, что это его долг, что только так он сможет тебя защитить.
Синджен молча смотрела на него, держа над тарелкой вилку с горошинами на зубцах. Так и не дождавшись разъяснений, она поднесла вилку ко рту, медленно прожевала горох и запила его вином из своего бокала. Потом, все так же молча, стала ждать, что он скажет дальше.
— А, к черту! Твой брат подозревает, что я убийца. Он тебе сам скажет, если этого не сделаю я. Как я уже говорил, он считает, что обязан тебя защищать. Он не позволит нам пожениться, пока все не будет выяснено до конца. Но, к сожалению, дело обстоит так, что он никогда ничего не сможет выяснить, сколько бы ни старался. Я ему этого не сказал, но это правда. Мне очень жаль, Джоан, но мы с тобой не сможем пожениться. Твой брат против, а я должен уважать его волю.
— И кого же ты, по его мнению, убил?
— Мою первую жену.
Ни секунды не колеблясь, Синджен твердо сказала:
— Какая немыслимая чушь! Нет, я не о том, что ты так молод и все-таки уже успел один раз жениться, а о том, что ты будто бы способен кому-либо причинить зло, тем более своей собственной жене. Чушь! А откуда Дуглас взял всю эту нелепицу?
— Из анонимного письма.
— Ах, вот оно что! Видимо, кто-то тебе завидует или же просто-напросто невзлюбил тебя, оттого что ты такой красивый и так заметно выделяешься на фоне всех остальных. Я поговорю с Дугласом и объясню ему его заблуждение.
— Нет.
Синджен отметила про себя непреклонность, с какой он произнес это слово, но ничего не сказала. Она терпеливо ждала. Ее так и подмывало задать ему вопрос, но она удержалась.
Ее терпение было вознаграждено. После паузы, которая показалась ей бесконечной, он сказал, глядя ей прямо в глаза:
— Если ты действительно хочешь выйти за меня замуж, нам надо бежать нынче ночью. Мы отправимся в Шотландию, где можно пожениться безо всяких бумаг и предварительного оглашения в церкви. Но в Гретна-Грин [6] мы не поедем, поскольку именно там твой брат станет искать нас в первую очередь. По дороге в мой замок мы остановимся в особняке Кинроссов в Эдинбурге и там сочетаемся браком.
Итак, он сделал это. Ему стало стыдно. Но что еще ему оставалось делать? Какого черта, ведь у него не было выбора, и к тому же она сама поднесла ему себя на блюдечке, так что грех было отказаться!
Синджен молчала очень долго. Когда она наконец заговорила, Колин испытал величайшее облегчение.
