Донна Грант - Яростный горец
Фэллону безумно нравилось, как охотно и страстно она отзывалась на его ласки. Он боялся, что уже забыл, как доставить наслаждение женщине, но стоило ему только почувствовать рядом ее восхитительное тело, как все его страхи разом исчезли.
– Фэллон! – приподняв бедра, взмолилась Ларина.
Нагнувшись, он обхватил губами ее сосок и глубоко втянул. Тишину комнаты нарушали только стоны Ларины. Стиснув его кольцом горячих влажных мышц, она напряглась, выгнулась, как лук, а потом испустила ликующий крик. Почувствовав, как летит в бездну, Ларина крепко обняла его, стремясь увлечь за собой. На дно они упали вместе.
Отдышавшись, Фэллон приподнялся на локтях и невольно загляделся на нее. Она была прекрасна. И отныне принадлежала ему.
Закрыв глаза, он уронил голову ей на плечо. Тела обоих блестели от пота, руки Фэллона еще дрожали от напряжения. Когда он снова поднял голову, то увидел перед собой широко раскрытые глаза Ларины.
– Что ты сделал со мной, Фэллон Маклауд? – едва слышно прошептала она.
Он понятия не имел, как ответить на этот вопрос. Зато точно знал, что готов заниматься этим, пока не испустит последний вздох.
Глава 8
Довольно улыбнувшись, Ларина закрыла глаза. Веки отяжелели. Фэллон, укрыв ее одеялом, заботливо подоткнул его, чтобы она не замерзла. Потом поцеловал в макушку, что-то пробормотав. Ларина поленилась переспросить: было так приятно лежать, свернувшись калачиком у него под боком, что она едва не замурлыкала от удовольствия. Сейчас она мечтала только о том, чтобы так было всегда.
– Какой ты хороший! – Блаженно вздохнув, она обернулась к нему.
У Фэллона был отсутствующий взгляд. Похоже, ее слова пробудили в нем какие-то не слишком приятные воспоминания.
– Нет, Ларина. Пока еще нет. Вот мои братья – да. А я только надеюсь когда-нибудь стать таким, как они.
– Расскажи мне о своих братьях. О том, как вы жили до того, как пробудился твой бог.
Слабая улыбка мелькнула на губах Фэллона.
– Жили прекрасно. Мои родители не были знакомы до свадьбы, любовь пришла к ним уже потом. Только слепой не заметил бы, как они любят друг друга. Мой отец был суровым человеком, но умным, и его любили в клане. А наш клан пользовался уважением среди других кланов. Мать была доброй и нежной – одного ее слова было достаточно, чтобы утихомирить любого безумца. Ради одного ее взгляда мы, мальчишки, готовы были сделать для нее все, что угодно.
Ларина вздохнула. Она всегда завидовала семьям, где царила любовь.
– Похоже, тебе повезло с родителями.
– Да. У меня были самые лучшие на свете родители. Мне случалось видеть, как другие обращаются со своими детьми, и я знаю, как мне повезло.
– Между моими родителями не случилось такой любви… Но они были привязаны друг к другу.
– Выходит, ты была счастливее других. А у тебя были братья или сестры?
Ларина вздохнула.
– Нет. Я росла единственным ребенком. И всегда мечтала иметь сестру.
– А я даже не представляю себе жизни без братьев. Мы все делали вместе и почти никогда не расставались. Я помню, как женился Куин. Так странно было думать, что отныне он перестанет слоняться по горам вместе со мной и Луканом.
– Какие они, твои братья?
– Сильные. Умные. Ловкие. Честные. Словом, лучшие из всех, кого я знаю. Лукан с самого детства был у нас за главного. Он унаследовал от матери ее спокойную уверенность в себе и умело пользовался этим. Одно его присутствие действовало на нас умиротворяюще. Я всегда был немного тугодум – в отличие от Куина, который отличался бешеным нравом и часто поступал опрометчиво, не думая о последствиях. Правда, надо отдать ему должное, попав в беду, он обычно выпутывался самостоятельно.
– Пожалуй, мне понравятся твои братья, – с улыбкой пробормотала Ларина. И зажмурилась, когда пальцы Фэллона стали лениво поглаживать ее спину.
– Непременно понравятся. И ты им тоже, я уверен.
– А потом Дейрдре с помощью магии пробудила спавшего в тебе бога. И что случилось тогда?
Фэллон тяжело вздохнул.
– Начался ад. Пока мы жили в горах, то питались тем, что находили… когда удавалось найти. Мы постепенно превращались в диких зверей, и хотя я понимал, что обязан стать вождем, ведь именно к этому меня в свое время готовил отец, мне было не под силу усмирить пробудившегося во мне бога.
– Не суди себя слишком строго, Фэллон. Чтобы спасти братьев, ты обязан был сначала помочь самому себе.
Ну еще бы! Еще как помог. Фэллон скривился от отвращения к самому себе. Ему не хотелось вспоминать те годы, но он вдруг обнаружил, что не стесняется открыть душу перед Лариной. Что-то подсказывало ему: она должна лучше узнать его – такого, каким он был на самом деле.
«Ты боишься обмануть ее ожидания – как когда-то разрушил надежды братьев».
Это было правдой. Хотя ему даже сейчас было больно об этом думать.
– Не знаю, где Лукан нашел вино, – негромко пробормотал Фэллон. – Он отправился на поиски еды, а когда вернулся в пещеру, где мы тогда жили, то притащил бурдюк с вином. И я начал пить. И очень скоро заметил, что чем больше я пью, тем реже слышу голос своего бога.
– И продолжал пить, – упавшим голосом проговорила Ларина.
Фэллон замялся. Рассказать ей? Узнав обо всем, она быстро поймет, как ошиблась в нем. Если он скажет ей правду, то своими руками уничтожит возникшую между ними хрупкую связь. Уничтожит надежду, которую почувствовал впервые за много лет. А потом потеряет и ее. Впрочем, Ларина и так все узнает, как только он привезет ее в замок, обреченно подумал Фэллон. Поэтому лучше он сам объяснит ей, что он за человек.
– Угу, – мрачно кивнул он. – Я продолжал пить. Если Лукан отказывался добыть мне вино, я находил его сам.
– Ох, Фэллон… – покачала головой Ларина.
Не поднимая глаз, он сжал ее руку, внезапно испугавшись, что у него не хватит духу рассказать ей все до конца.
– Вместо того чтобы стать вождем, которым меня видел покойный отец, я взвалил эту ношу на плечи Лукана. И хотя я знал, что без моей помощи ему будет трудно держать Куина в руках, но продолжал топить свои проблемы в вине. Каждое утро, проснувшись, я собственными глазами видел на стенах пещеры свидетельства тех приступов бешенства, которые накатывали на Куина. Обезумев, он полосовал их когтями, оставляя на камне глубокие следы. Он тяжело переживал смерть жены и ребенка – вернее, так и не смог пережить это. Я должен был быть рядом с ним в это время! Должен был помочь ему. И Лукану тоже. А я…
– А что ты мог поделать? – перебила Ларина. – Ты же знаешь, люди по-разному борются с горем.
– Вместо этого я отдалился от братьев. Лукан умолял меня бросить пить, прятал вино, но это приводило лишь к ужасным ссорам между нами. Дело доходило до драки. Слава Богу, мы не поубивали друг друга… поскольку иной раз я боялся, что убью родного брата, чтобы он не мешал мне напиваться.
